Если призраки и существовали, в тот день они определенно коснулись Кросби. Подарили ему прохладные замогильные объятия. Оставалось надеяться, что так его приветствовали, а не угрожали.
Дверца машины раскрылась, и на место пассажира уселась Анабель.
– Как все прошло?
– Лучше, чем я думала.
– Хорошо. Я уже начал бояться.
– У тебя ведь есть сестра?
– Да. Если бы она не укатила изучать еще оставшиеся не охваченными курорты, ты бы познакомилась с ней, пока была в Штатах.
– Я так понимаю, та еще светская львица.
– О да, – пробормотал Кросби.
Он редко видел Дебору, и чаще всего, на каких-нибудь сайтах, посвященных сплетням. Она действительно предпочитала большую часть времени проводить на вечеринках и тусовках, тратя деньги отца и не заботясь ни о чем, кроме новой порции «маргариты». Иногда Кросби завидовал беззаботному образу жизни сестры, иногда сочувствовал ей.
Он ожидал, что сейчас Анабель начнет расспрашивать о Деборе, но та задала неожиданный вопрос:
– Ты доверяешь ей?
– Ну… в определенном смысле.
– Что это значит?
– Я бы не отдал ей управление делами, но знаю, если мне что-то понадобится, она придет.
– Ты уверен в этом?
Кросби неожиданно понял, что Анабель не просто расспрашивает. Для нее вопросы действительно имели большое значение. Поэтому Линдон подумал, прежде чем уверенно ответить:
– Да.
Анабель вздохнула, но ничего не сказала. Тогда Кросби сам осторожно предположил:
– Ты не уверена в братьях?
– Что? А, нет, абсолютно уверена. Но они не уверены во мне. И по правде говоря, не могу их винить, – Анабель тряхнула головой. – Поехали? Ты говорил, у тебя в холодильнике припасена бутылка вина для новоселья.
Кросби завел машину.
– Ага. А еще стоит новая кровать.
В комнате Фредерика горело, наверное, не меньше полутра десятка свечей. Ему хотелось больше и больше, но в какой-то момент он понял, что стоит перестать усердствовать. Чем больше свечей он расставлял, тем больше, казалось, оставалось углов с густым, вязким мраком.
Ему нравились свечи. Нравился их теплый свет, дрожащие огоньки и густой запах, когда они гасли. Ему казалось, что если окружить себя теплом и живым светом свечей, то можно избавиться от всех призраков.
Потому что в последнее время Фредерику начинало казаться, что он сходит с ума. В отличие от Анабель, он не видел ничего прекрасного и загадочного в шепотах и неясных ощущениях. В отличие от Винсента, он не мог спокойно воспринимать сны, которых не мог понять, и видения в реальности.
Впрочем, что на самом деле было реальностью? Иногда Фредерик толком не понимал, замеченный им силуэт на самом деле был, или это всего лишь призрак? Он верил в духов. Но не верил, что может им помочь. И не верил, что они чего-то хотят. А главное, не мог понять, что им нужно. Не мог даже толком сказать, что он видит в собственных снах – кроме того, где был дом Стивенсона и гроб. Этот сон никуда не исчезал.
Винсент говорил, они должны найти Лиллиан. Но Фредерик полагал, они никому ничего не должны. Лишь бы только все видения оставили в покое.
Пламя свечей качнулось, как будто от сквозняка, но Фредерик не сомневался, что открытых окон в комнате не оставалось.
Он знал, стоит ему поднять голову, он увидит очередной призрачный силуэт, не понимая толком, кому он принадлежит, а главное, чего хочет.
– Фредерик…
Он зажал ладонями уши, чтобы не слышать навязчивого шепота. И едва удержался, чтобы ударом не сбросить свечи.
Однажды София овладеет искусством хоть немного скрывать выражение лица. Винсент не сомневался, но не сейчас, когда помощница стояла в его кабинете, и он видел ее сияющей. Откинувшись на стуле, Винсент кивнул:
– О’кей, вижу, ты что-то нашла. Интересное?
– Тебе решать. Но доктор Стивенсон оказался крайне интересной личностью.
– О да, он такой. Выкладывай.
София положила на стол перед Винсентом несколько распечатанных листов бумаги. Ничего, еще научиться красиво укладывать в цветные папки.
Бегло просмотрев информацию, Винсент не увидел ничего принципиально нового. Стивенсон оказался выходцем из простой семьи, причем его отец тоже был врачом. Родители жили где-то на севере страны. Эдуард получил приличное образование, работал в нескольких клиниках, пока не стал главным врачом в Хартвуд Хилле. А затем и его владельцем.
– Интересно, откуда у него внезапно появились деньги, – сказал Винсент.
– От жены, конечно. Они познакомились еще во время учебы. И в Хартвуд Хилл пришли вместе. На ее деньги Стивенсон все и делал.
– Как интересно. И куда же она исчезла?
– Это самое любопытное: никто не знает.
– Вот как? И что же, ее тоже признали мертвой?
– О да.
С удивлением Винсент углубился в чтение. Видимо, поэтому Винни ничего не знал о деле: оно оказалось закрыто, толком не начавшись, да и самого Стивенсона никто ни в чем не обвинял. Официально первая жена считалась мертвой. Ее машину нашли около реки, оставленной. Внутри никаких следов борьбы. А пару недель спустя ниже по течению выловили сумочку, принадлежавшую миссис Стивенсон.
– Так я и поверю, – хмыкнул Винсент. – Сама прям прыгнула. Тела так и не нашли?
– Нет, но ее признали мертвой.
– А ее деньги, видимо, перешли к Стивенсону.
– Их оставалось немного, все было вложено в Хартвуд Хилл.
– Зачем тогда ее убивать?
– Его причастность не была доказана.
– Ну да, а я бегаю голышом под дождем, распевая песни Бибера.
София хмыкнула, но иронию явно не оценила. Винсент же не переставал удивляться загадочному доктору Стивенсону. Обе его жены умудрились исчезнуть и, вероятно, быть мертвыми. Но в обоих случаях не было очевидной выгоды для доктора. В чем мог состоять его мотив?
Взгляд Винсента зацепился только за один факт, который вряд ли смог раскопать Винни, даже при всем желании. Ткнув в него пальцем, Винсент спросил Софию:
– Как ты узнала, что жена была беременна?
– Ну, записи врачей о приеме сохранились. Повезло, что в той клинике еще и дела пациентов вели в электронном виде.
– И что мне теперь делать со всей этой информацией?
– Понятия не имею, мистер Уэйнфилд, – невинно ответила София. – Вы сами просили.
– Вы прирожденный сыщик, мисс Макалистер. Благодарю.
– Можешь выдать мне премию.
– О боже, – Винсент закатил глаза. – Я нанял корыстную карьеристку!
