Анабель ничуть не смущало, что и она в этот вечер стала только декорацией. Ей нравился ужин, нравилось, как вокруг сновали представители кейтеринговой компании – да и еда у них была неплохой.
– Я не очень понимаю многие новомодные штуки. У меня, например, нет Инстаграма.
– И зря, – отозвался Винсент, – может, тебе он и не нужен, но его использует сейчас так много народу, что глупо не взять на вооружение такой медиа канал.
– И как, работает?
– Смотря кто целевая аудитория. В мужском журнале, конечно, не катит, а вот в нашем новом проекте, которым управляет Морган, очень даже. Я уж молчу про «Богемию».
– Это ваш журнал, правильно? Искусство и все такое.
– В точку.
– Меня всегда удивляло… я понимаю мужской журнал, он еще при вашем отце был известен на весь мир. Но искусство?
– Охватываем разные области, – сухо сказал Фредерик. – Проще инвестировать в разные дела, а не делать ставку на чем-то одном – или распыляться на все. Разная целевая аудитория. Немногие даже знают, что у этих журналов одни владельцы.
– Но вы планируете и новые проекты.
– Рамки надо расширять. Иначе в них становится тесно.
– Кроме того, это приносит удовольствие, – добавил Винсент.
Он подцепил жирную креветку с тарелки и отправил ее в рот. Линдон Кросби казался задумчивым, но Анабель хорошо видела, что на самом деле, он внимательно наблюдает за братьями-близнецами и думает о чем-то своем.
– Удовольствие? – голос Линдона звучал так, будто он мурлыкал. – Мне казалось, это просто работа.
Винсент пожал плечами:
– Вся наша жизнь состоит из удовольствий. Надо только уметь их выбирать и подбирать. Хотя конечно, если кто-то хочет страдать, разве можно ему запретить?
Они снова перешли на обсуждение рабочих вопросов, и Анабель перестала слушать. Куда больше ей нравилось наблюдать за гостем и пытаться его понять. Или смотреть за братьями – она три года прожила в университете и действительно соскучилась по ним.
Винсент пропадал где-то всю ночь и вернулся только за час до ужина. Под негодующим взглядом Фредерика он не стал ничего объяснять, и сразу отправился в душ в своей комнате. Спустя час он был свеж и бодр, только слегка растрепан – но это всегда было обычным состоянием Винсента.
В отличие от брата, Фредерик был готов задолго до назначенного времени. Как всегда, гладко выбритый, одетый с иголочки и благоухающий одним из ароматов Армани – у Анабель этот запах всегда ассоциировался с домом. Почти как горьковатый запах полыни напоминал об абсенте и домашних вечерах.
Обучаясь в университете, Анабель многое переосмыслила и поняла. И куда больше заинтересовалась людьми, нежели раньше. В детстве она училась в закрытой частной школе, но все-таки каждый выходные возвращалась домой, где проводила время с матерью. Слегка безумной, как она теперь понимала. Загадочная и непостижимая Мадлен Уэйнфилд будто сошла со страниц викторианского романа – того самого, где безумные барышни, заточенные в хмурых домах, видят привидения. Но не потому что потусторонний мир существует, а потому что они создали его в своем воображении.
Анабель очень боялась стать такой. И после собственного созданного мирка, когда она окунулась в атмосферу университета, это было странное, необычно – и волнующе.
Ее заинтересовали люди. Их многообразие, мотивы их поступков. То, как они выглядели, как думали, о чем мечтали.
Увидев Линдона Кросби, Анабель сразу поняла, что он крайне интересен. Одетый с продуманной небрежностью, он в этом плане напоминал Винсента – хотя у того небрежность не была настолько продуманной, но оставалась такой же изысканной. Тем не менее, Кросби четко и быстро оценивал все вокруг. Его цепкий взгляд не упускал ни единой детали, и Анабель могла поклясться, что он запоминал все.
Кросби шла легкая небритость, а когда он заговорил, в его речи слышался неуловимый акцент, который очень понравился Анабель. Впрочем, она сама перекинулась с гостем лишь парой слов.
– Ты надолго в городе? – спросил Винсент, когда Кросби готовился уходить.
– Пока не знаю, но быстро уезжать не собираюсь. Мне нравится Лондон, да и есть кое-какие дела.
– Тогда мы можем встретиться.
– С удовольствием. Я бы даже предпочел менее официальную обстановку.
– О, экскурсия по злачным местам города – это ко мне!
Анабель подумала, что Винсент с Линдоном могли бы стать хорошими друзьями. Гость попрощался и с ней – взяв руку девушки, прикоснулся к ней губами, смотря ей в глаза.
– Как видите, мисс Анабель, даже в Штатах знают толк в манерах.
– Вы подготовились к визиту в Старый Свет, определенно.
Она не стала дожидаться, пока все гости уйдут, и отправилась в тишину своей комнаты. Почти сразу Анабель скинула длинную юбку, кинув ее прямо на полу. Вслед за ней полетела блузка. Вместо них девушка надела длинную черную футболку – и обернулась как раз в тот момент, когда в дверь постучали, и та приоткрылась.
– Можно?
– Конечно, заходи, Эффи.
– Там ужасно много народу. И я уже не знаю, где от них спрятаться.
– Заходи. Только закрой дверь.
Офелия мягко прикрыла за собой дверь и вошла в комнату Анабель.
Из всех людей университета, которых видела Анабель, именно Офелию она считала самой интересной. А возможно, просто самой близкой. Они познакомились в одном из бесконечных коридоров, где Офелия белесым призраком сидела у окна и читала какую-то книгу. Проходя мимо, Анабель невольно обратила внимание на девушку. И не смогла не подойти к ней. Так они и познакомились. А потом несколько часов сидели среди каменных стен и проходящих мимо студентов, обсуждая все на свете и находя новые и новые темы для разговора.
Они оказались удивительно похожи – и это сближало их больше, чем общий университет, больше чем общий факультет. Они нашли друг в друге тех собеседников, которых искали всю свою жизнь.
Офелия любила писать письма, и раз в несколько дней Анабель находила в своей комнате подкинутые под дверь настоящие конверты. Они были из шершавой бумаги кремового цвета, запечатанные, с именем Анабель, написанным от руки. Внутри находился тонкий листок бумаги – такой тонкий, что если смотреть сквозь него на солнце, он просвечивал, и черные рукописные буквы как будто парили в дымке.
Раньше Анабель получала письма только от Лукаса – для него они были чем-то экзотичным и необычным, поэтому он любил черкнуть пару строк. Его почерк всегда был размашистым и неразборчивым. В противовес ему Офелия выписывала тонкие аккуратные буквы.
Позже она призналась, что некоторое время училась каллиграфии – ее родители были уверены, что это полезный навык. Впрочем, о родителях Офелия рассказывала мало. Похоже, они дали ей красивое имя, но в основном, ею занималась сестра. С которой, в итоге, они и уехали в Лондон. Точнее, Фэй отправила Офелию учиться на заработанные ею деньги.
