– Очень жаль. Дым был бы романтичен.
Он раскурил от маленькой лампы, и действительно, по комнате поплыл сладковатый запах, но никакого дыма. Но Фредерик ощущал, как пары проникают в его легкие. Он передал трубку Офелии.
– Томные опиумные курильни – еще один стереотип. Никогда такого не было. А вот грязные притоны, где лондонцы вкушали опиум, очень даже были распространены.
– Как хорошо, что ты не устраиваешь грязный притон!
Фредерик скривился:
– Для этого я слишком люблю эстетичность. Как и Винсент. Мы всегда считали, что главное – это делать то, что действительно хочется и получать от жизни удовольствие. Если это не мешает окружающим.
– Опиум для тебя такое удовольствие?
– Иногда.
– А это?
Офелия встала на кровати на колени и протянулась к Фредерику. Он нагнулся и коснулся ее губ своими. Потом немного отстранился:
– Это тоже. Тебе нравится?
– Мне интересно.
И она передала трубку ему. Фредерик молча ее принял, понимая, что его мысли снова уносятся в неимоверные дали, без конкретных мыслей и идей. Он уже успел и позабыть, насколько ему нравилось думать ни о чем и обо всем сразу. Просто останавливать мгновение и позволять себе полностью расслабляться, не пытаясь решить проблем, да и вообще ничего не пытаясь решить или сделать.
Вскоре Фредерик перебрался на постель к Офелии, хотя этой ночью, вопреки предыдущим, они не изучали тела друг друга, а получали иное удовольствие. Вдыхая опиум, они просто сидели и разговаривали. Об этом Фредерик тоже успел забыть, что можно просто так сидеть и разговаривать, обо всем на свете. Он почти не знал Офелию, она была для него пока как призрак, не прочитанная книга. Но он знал, что она вызывает интерес, желание себя прочитать.
В какой-то момент дверь открылась, и этот звук показался Фредерику оглушительным. Он вздрогнул, а Офелия, сидевшая к выходу лицом, с любопытством выглянула из-за его спины.
– Привет-привет, – помахала она трубкой.
Обернувшись, Фредерик увидел Винсента и Фэй. И если первый шел уверенной походкой, как будто все происходило именно так, как и должно быть, то Фэй явно чувствовала себя неуверенно и стояла за его спиной.
– Ай-яй, веселье, и без нас, – укоризненно сказал Винсент.
– Вообще-то я думал, ты пошел спать. Кто жаловался, что с него слишком много веселья для одного дня?
– Не буду спорить, я. Но ты же тут не виски пьешь, а ведешь умные беседы. Мог бы и позвать.
– Ты что, учуял опиум?
– Можно и так сказать.
– Да хорошо, усаживайтесь, – и Фредерик подвинулся. – Анабель ты позвал?
– Конечно. Она сейчас подойдет.
Кровать Фредерика была достаточно большой, и вчетвером они разместились на ней без труда. А вскоре подошла и пятая, Анабель. Как и всегда в подобных случаях, она была одета в кружево и бархат. В этом маленькая Ани не изменяла себе.
Они уселись в кружок и передавали трубку по кругу, будто она была не опиумной, а трубкой мира. Правда, Фредерик заметил, что Фэй пробует довольно осторожно, хотя она и быстро расслабилась. А вот Винсент кругов не пропускал, но в то же время порой просто держал трубку в руках или делал совсем маленький вдох. Что бы он не говорил, но усердствовать явно не желал.
А вот Анабель с Офелией явно были в своей тарелке и на одной волне. Они делали глубокие вдохи и периодически загадочно улыбались. Правда, Фредерик не сомневался, что это вовсе не из-за того, что они знали какой-то секрет, как могло показаться, а из-за опиума. О чем они в этот момент на самом деле думали?
Фредерик с удивлением понял, что ему плевать. Он просто наслаждался беседой и близостью с этими людьми.
Сидя на мусорном баке, Винсет размышлял, что воняет в этих местах точно также, как раньше.
Он снял очки и запрокинул голову, позволяя редким дождевым каплям скатываться по его лицу, заливать сощуренные глаза. Попробовав их на мгновение открыть, он увидел кирпичные стены соседних зданий, как будто стремящиеся там, наверху, соприкоснуться и слиться.
Глаза пришлось тут же закрыть, слишком болезненным оказался свет мутного неба. Опустив голову, Винсент заморгал и натянул очки обратно. Но даже в них глаза немного слезились, и оставалось только ждать пару мгновений, когда они придут в норму.
Это время у Винсента было. Он оглядел узкий грязный переулок, в котором сидел. Кучи мусора, узкий проход. Из-за двери, обитой металлическими листами, не доносилось ни звука, а выглядела она как вход в какой-то тайный притон. На самом же деле, это была задняя дверь ресторана Гарольда, широко известного в узких кругах. Пару раз Винсент заходил через этот черный ход и помнил, что там узкий темный коридор, который выводит в мрачную кладовку и на кухню, всегда полную аппетитного бульканья, жара приготовляемой еды и перекрикиваний поваров и помощников.
Даже не смотря на часы, Винсент знал, что Винни, которого он ждет, опаздывает минут на пять. Значит, у него есть еще пять: Винни опаздывал всегда ровно на десять минут. Правда, в свое время ходили легенды о том, что кто-то решил явиться на встречу тоже на десять минут позже, в итоге, пришел позже Винни, и больше этого человека никто не видел.
Винсент не смог сдержать улыбку. Да уж, сколько сразу воспоминаний! Родители всегда отправляли близнецов в частные закрытые школы, где они и проводили большую часть года. Винсент до сих пор не знал, было ли это инициатива Мадлен по каким-то одной ей ведомым причинам, или Леонарда. И если их отца, то чем он руководствовался, престижем и уровнем обучения или удаленность от дома? В любом случае, Винсент не считал, что это плохо, наоборот, у него осталось множество прекрасных воспоминаний с этого времени – и связей.
Один из бывших одноклассников и показал ему тот мир, куда Винсент частенько сбегал в лето перед колледжем. Он ничего не имел против, наоборот, с любопытством узнавал, что купить и продать можно все, что угодно, главное, назначить правильную цену. И изнанка всегда выглядит не совсем так, как лицевая часть, но без нее и невозможен фасад. Тот самый фасад, лицом которого всегда был его отец, а теперь и сами близнецы.
Металлическая дверь, наконец, открылась. Сначала немного, как будто застревая, потом нараспашку. Винсент не знал, на самом ли деле она заедает, или это ловкий ход Винни, всегда немного склонного к театральности.
Винни ничуть не изменился. Только на висках пробилась седина. Но он был таким же огромным и хмурым, иногда казалось, что его густые брови срослись воедино. Винсент был одним из немногих, кто знал, что на самом деле, Винни отнюдь не так суров, как может показаться, и дома его ждет миниатюрная блондинка-жена и дочка, с которой он напоминал играющего с детьми медведя. Правда, сейчас девочка явно сильно выросла и наверняка учится в колледже. Винсент никак не мог вспомнить, как ее зовут.
