— И он знал твое имя? — вскинулся Сент-Ив.
— Именно так. Полагаю, что знал… — запнувшись, я посмотрел на Парсонса, который внимательно слушал наш разговор.
Сент-Ив продолжил за меня:
— Он понял, кто ты на самом деле, и убедился, что у тебя есть подозрения насчет льдохранилища. Потом ушел, а тебе принесли корзину.
Я кивнул и пустился было в подробный пересказ событий, но Сент-Ив, не слушая, повернулся к Парсонсу:
— Видите — игрушки кончились. Скажу напрямик, не ходя вокруг да около: нам известно, что машина лорда Келвина была украдена. Даже ребенку по силам собрать эту простенькую головоломку: и погром на набережной, и летающие утюги, и все прочее. Что это, как не действие невероятно мощного электромагнита? Так что нет более нужды скромничать и делать вид, что вы здесь ни при чем. У меня есть серьезные основания подозревать, кто за всем этим стоит. Предлагаю открыть карты. Я расскажу, что известно мне, а вы расскажете, что известно вам, и, возможно, вместе нам удастся разглядеть хоть что-то на дне этого темного колодца.
Парсонс воздел руки, демонстрируя бессилие:
— Я приехал сюда порыбачить, — заявил он. — Это вы швыряете бомбы в окна. Словно магнитом притягиваете их к себе — бомбы, пули и все прочее.
Смерив Парсонса взглядом, исполненным усталости и укоризны, Сент-Ив обратился ко мне:
— Как выглядел этот агент, Джек?
— Высок и худ, нос крючком. Под шляпой лысина, а волосы торчат над ушами щеткой трубочиста.
Парсонса словно током ожгло. Он открыл рот, захлопнул его, снова открыл и, старательно изображая, что ответ ему не особенно важен, переспросил:
— А еще он сильно сутулится, не так ли?
Я кивнул.
— И губы тонкие, как у змеи?
— Так и есть.
Парсонс весь обмяк, что было знаком смирения. Мы трое молча ждали, пока он не решится заговорить.
— Никакой это не страховой агент, — прошептал наконец старик.
Это уже и я понял. Сент-Ив — тот сразу обо всем догадался, у него разум острее ножа. И то правда, страховые агенты не рассылают людям бомбы в корзинах с фруктами. Парсонс мог бы прямо сейчас покончить с этой утомительной игрой, просто назвав имя моего посетителя, но академик не торопился; по-видимому, взвешивал в уме, как много может открыть.
Вообще-то, Парсонс — хороший человек. Говорю это справедливости ради. Они с Сент-Ивом не очень-то похожи, но оба в конечном счете стремятся к одной цели, хоть и подходят к ней с разных сторон. Парсонс не желал мириться с мыслью о том, что в кого-то могли стрелять, пусть даже в такого докучливого типа, как я. И в конце концов обронил:
— Его фамилия Хиггинс.
— Леопольд Хиггинс! — вскричал Сент-Ив. — Тот ихтиолог? Ну, конечно!
Сдается мне, Сент-Ив владеет невероятным количеством информации — примерно половиной от всей доступной человеку — а это, скажу я вам, немало.
Устало вздохнув, Парсонс заговорил:
— Он из Оксфорда. Исключен из состава Академии. Когда наука сводит их с ума, они становятся крайне опасным видом. Я имею в виду академиков. К тому же Хиггинс еще и химик. Вернулся с Востока с безумной идеей о карпах — якобы их можно заморозить, а потом оживить, пусть даже месяцы или годы спустя. Но для этого требуется глубокая заморозка. Как я понимаю, некая разновидность железистых выделений карпа обезвоживает клетки, не дает им лопаться после погружения в холод. Кто он на самом деле — специалист в области физики низких температур или сумасшедший, это уж вам решать. Ясно одно: он не в своем уме. Думаю, виной тому опиум. Он не раз заявлял, что мечтает опробовать на себе эту отраву. Во всяком случае, теория о железистых выделениях у карпа принадлежит ему от начала до конца. А как он на нее набрел — в опиумном ли дурмане или еще как, это уж его дело.
Парсонс помолчал, сокрушенно качая головой, и затем продолжил:
— Короче говоря, в основе теории лежит идея, что именно эти секреции и являются ключом к удивительному долголетию карпов. Однажды он исчез — уехал в Китай и пробыл там целый год. Я думал, он до сих пор там. А увидел я его два дня назад в Лондоне, в клубе. Его буквально распирало от еле сдерживаемой энергии, и он не переставая расспрашивал о каких-то старых знакомых, людях, о которых я даже не слышал ни разу, и говорил, что стоит на пороге какого-то монументального открытия. А затем раз — и исчез: вышел за дверь — и больше я его не видел.
— До сегодняшнего дня, — добавил Сент-Ив.
— По всей видимости.
Сент-Ив повернулся к нам с Хасбро:
— Оправдались наши худшие опасения…
После чего отвесил Парсонсу поклон, горячо поблагодарил его и в нашем сопровождении стремительно вышел в коридор, далее на улицу — и прямиком на вокзальную станцию.
Ночь мы провели на пароме, который шел в Остенде. Я не мог уснуть, все думал о «Славном улове», канувшем на дно чуть южнее тех самых вод, которые мы бороздили, и был готов по первому же свистку прыгнуть в спасательную шлюпку и грести. Утро застало нас в вагоне поезда, доставившего нас в Амстердам; оттуда мы двинулись в Германию, Данию и дальше — через пролив Скагеррак, в Норвегию. Путешествие вышло утомительным, двигались мы стремительно, спали урывками, но радовало одно: никто больше не пытался меня убить, — во всяком случае, это нелегко осуществить в мчащемся поезде.
А вот Сент-Ив выглядел подавленным. Год назад он, проделав такое же путешествие, оставил Нарбондо в водах безумно холодного карстового озера близ горы Йарстаад, торчащей из вод Норвежского моря. И что, спрашивается, он ищет теперь, если не доказательства тому, что доктор ожил и строит новые козни нам на беду? Такое предположение противоречило здравому смыслу, но лишь пока Парсонс не упомянул физику низких температур. С тех пор две мысли точили Сент-Ива, заставляя худеть буквально на глазах. Первая — об очередном просчете. Ему удалось расстроить планы Нарбондо и увести землю с курса смертоносной кометы; в его воображении это было величайшим триумфом из всех, им одержанных. Теперь же триумф обернулся провалом, белое обратилось черным. Месяцами он жил, изводя себя сомнениями и угрызениями совести. Какова была подлинная роль Сент-Ива — стал он палачом коварного доктора или пытался сохранить ему жизнь? И того не легче: Сент-Ив действительно пытался спасти злодея или только обманывался, убеждая себя в этом? Понятно, что мириться с этими противоречиями он никак не мог: эта дорожка вела прямиком к безумию. И вот, сомнения отброшены: доктор, очевидно, выжил и принялся снова строить козни. Сент-Ив, как теперь выяснилось, не довел дела до конца. Собственно, покончить с Нарбондо можно, только препроводив его на виселицу. Другого способа нет.
А венцом всему было обескураживающее осознание того, что нам крайне сложно подтвердить или опровергнуть свои догадки. У Сент-Ива нет знакомых на бескрайних просторах Норвегии. И не к кому обратиться с просьбой выяснить: не доставал ли кто из озера замерзшее тело горбуна, не оживлял ли его? Предстояло разузнать все это своими силами. Но, думаю, Сент-Ив постоянно задавался вопросом, не лучше ли было доверить это дело Хасбро или мне, а самому остаться в Стерн-Бей.
