Тут я подумал, что у них тут с бумагой дефицит какой-нибудь может быть, а я такой: «Листов десять». И что характерно, мимоходом так.
— Глаша вернётся, я схожу к Дмитрий Францевичу, — заверила меня Аннушка.
— Приходите. Мы вас ждать будем! — с радостной надеждой произнесла блондинка Агата.
— Хорошо. — Улыбнулся я и пошёл назад.
— Чё с бумагой? — приветствовала меня сестра.
Я снял сюртук и подумал про тапочки.
— Слушай, завтра в городе надо что-нибудь типа шлёпанцев купить, — сказал я в ответ.
— Угу, — согласилась Лерка. — Халатик и пижанку.
— Я серьёзно.
— Да нет проблем! Купим.
Я уселся на диван. Лерка повторила свой вопрос:
— Так чё с бумагой?
— Это… Я там внизу Агату встретил, ну, помнишь, блондинка такая, всё с вопросами разными лезла?
— Помню, и чё?
— Ну, вот они там с Ларисой спрашивали, придём мы сегодня ужинать или нет.
— Не охота, если честно, — лениво ответила Лерка.
— Лер, они говорят, там два парня из Самары приехали.
Лерка задумалась. Побарабанила пальцами по подлокотникам.
— Сань, ну приехали и приехали. Нам-то чё?
— Так это… типа земляки.
— Да какие они земляки? Про что мы с ними говорить-то будем? Про институт, про наш? Или про чё? У нас ведь нет никаких общих знакомых, там же даже улицы по-другому называются. Не-е… — махнула она рукой.
Я попытался осмыслить её слова и найти хоть какие-то аргументы против, но по всему выходило, что права Лерка, никакие они не земляки. Так… и тоже мысленно махнул рукой.
— Лер, я вот что подумал, — начал я. — Нам ведь, наверное, нужно сказать им, что мы теперь не дворяне. Это же важно в этом мире. Как думаешь?
— Надо, конечно, только они и так скоро узнают.
— Лер, давай лучше мы сами скажем, а то будет как с Горбуновым.
— В порутчики разжалуют? — усмехнулась сестра.
— Нет, я не об этом. Вот мы, сколько ни спрашивали, нам всё время разное рассказывают, то дуэль какая-то, по версии Татьяны вообще из-за женщины, а то он шпиона поймал, то князя казнил, то графа на куски изрубил, то генерала, то ещё что-то, а за что разжаловали не понятно.
— Шен приедет, спросим, — сказала Лерка, и сказала-то так, словно ей вообще пофиг.
— Лер, да я не про то. Просто если сами не расскажем, то и о нас будут всякие небылицы сочинять. Тебе это надо?
Лерка вздохнула, с понтом устала очень:
— Сань, да они хоть так хоть так сочинять будут. А вообще… ты, наверное, прав: так хотя бы меньше.
— Что мы им скажем? — Спросил я, чуть помолчав.
Вместо ответа Лерка просто пожала плечами.
— Сань, а с бумагой-то чё? — спросила она после пяти минут молчания.
— Аннушка сказала, что узнает у Мозеля.
— Капец! — воскликнула Лерка. — Даже с бумагой проблемы!
Она покачала головой в знак своего искреннего разочарования. И снова наступила тишина.
— Слушай, Лер, а может у них тут её ещё не изобрели? — обрадовался я возможности что-нибудь «открыть».
— Ты чё? С дуба рухнул? Я же вчера в этом… — Она пощёлкала пальцами. — В ателье. Я там, на бумаге рисовала!
Блин! Точно! Плохо. Одной надеждой меньше.
— А ты чё? Хотел типа изобрести что ли? — усмехаясь, осведомилась напарница по приключениям.
— Ну, была мыслишка. — Не стал запираться я.
— А ты типа бумагу делать умеешь?
— Нет. Так только общую идею знаю.
— Так ведь этого, братец, всё равно не хватило бы! Хха! Идею! Тут, знаешь ли, весь процесс знать надо. И уметь. — Тоном нотации увещевала она.
— А ты типа умеешь?! — обиделся я.
Лерка подобралась и серьёзным тоном сообщила:
— Ты можешь мне не поверить, но я-то как раз умею. — Она посмотрела мне в глаза, ожидая реакции.
В моём взгляде, наверное, отразилось полнейшее недоумение, потому что, не дождавшись от меня ни слова, она сама всё объяснила:
— Когда училась рисованию, нас учили делать бумагу.
— За каким? — сейчас я поминал не намного больше.
— Да, ни зачем особо-то.
— Ну, если ты и вправду умеешь делать бумагу, то давай прикинем, может, это на бизнес потянет.
— Да нет… — Сморщилась Лерка. — Нас же бумагу-то учили делать из макулатуры, так что на бизнес никак не потянет. Да и качество там было соответствующее, как ты понимаешь. — И тяжело вздохнув, развела руками.
Ладно. Нет, так нет.
— Лер, а этим что говорить будем?
— Дак, а что мы им скажем…
Она не договорила, потому что в дверь постучали. Я встал и пошёл открывать. На пороге стояла Татьяна. В руках она держала несколько листов сероватой бумаги, примерно формата А2.
— Только четыре листа нашлось. — Сказала она, как бы даже извиняясь. — Больше нет. Только если послезавтра в городе купить.
— Да нам хватит. — Успокоила её Лерка, вставая навстречу.
— По две копейки. — Сообщила посетительница.
— По две так по две, — легко согласилась Лерка. — Саша, заплати, пожалуйста.
Я кивнул и полез за деньгами, параллельно размышляя о какой-то странности ситуации, которую почувствовал, но никак не мог осознать.
Приняв от меня гривенник, Татьяна промолвила что-то вроде: «Я сейчас», и удалилась. А я, глядя ей в след, про себя отметил, что все эти заботы настолько выбили меня из колеи, что я даже о девушках думать перестал.
— Не грусти! — донеслось из-за спины. — Щас вернётся твоя зазноба. Со сдачей. Поворкуете. Стихи ей почитаешь. А я к себе.
С этими словами она и вправду удалилась, оставив вопрос об ужине в обществе будущих сокурсников нерешённым.
Я посмотрел на бумагу. Такое качество в нашем мире имела только упаковочная бумага: серая, грубая, шероховатая, ни в один принтер не пошла бы точно. Я проверил её на предмет пропорций сторон, то есть взял и сложил пополам длинную сторону, слегка придавил, чтоб посмотреть какой размер получится у листа А3. Получалось, что если большой лист, ну, тот который принесли, разрезать надвое, то половинки будут казаться вытянутыми. Ага! Значит, у большого листа нестандартные пропорции. Я задумался. А что мне это, собственно даёт? Нестандартные и нестандартные, и чё? Кстати, совершенно не обязательно, что те листы, которые нам принесла Татьяна, стандартные по местным меркам, могли быть уже кем-то подрезаны до нас. Да и до Мозеля тоже.
