— Биременные музыканты? — спросил я на всякий случай.
— Да, Саша, да. Они родные. И, кстати, оттуда вообще любую песню взять можно.
Пока я внутри своей головы прокачивал по закоулкам извилин те песни из детского боевика, которые сподобился вспомнить, Лерка терпеливо ждала, попутно наслаждаясь триумфом.
— Знаешь, Лер, что мне кажется странным?
— Странным? А что там может быть странным? То, что поют осёл, пёс и кот? Да и что с того? Или то, что принцесса сбегает из дворца с оборванцем? Так это же сказка!
— Нет, Лер, я не про это. Как мы объясним, что к этой сказке в комплекте прилагается пять штук песен? С чего бы?
— А что тебе не так?
— Ну, как что? Если это просто сказка, а это просто сказка, то, какого икса про неё столько песен? Почему вдруг? — я подождал ответа, но, видимо, напрасно. — Вот почему другие сказки идут без песен, а у этой целых пять?
— Потому что насочиняли! — выпалила Лерка. — И, кстати, не пять, а семь.
— Семь? — ужаснулся я. — А! Ну, это меняет дело! Если семь, то тогда конечно! Это если пять, тогда непонятно, а если семь, то всё сразу на свои места встаёт! Да! Семь — это ответ на все вопросы.
— Что тебе не нравится? — по её голосу понятно, что сейчас вспылит.
— Чё не нравится, чё не нравится! — передразнил я. — А вот спросят они, я даже знаю там одну блондинку, которая обязательно спросит, почему столько песен про одно и то же, и еще, почему мы их все знаем. И как будем выкручиваться?
Лерка задумалась, по крайней мере, мне так показалось. Задуматься-то задумалась, но взгляд не отвела. Так и смотрела на меня, словно это она мне вопрос задала, а я — дурак туплю. Наконец, она до чего-то додумалась:
— А мы скажем… — она умолкла, но тут же нашлась: — А мы скажем, что у нас в городе на ярмарке, на каждый праздник для детей этот музыкальный спектакль показывали!
Не знай, не знай… Может и проканать.
— То есть, ты хочешь сказать, что мы на всех этих праздниках были и все эти песни выучили?
— Почему бы и нет?
— Ну, не знаю, — с сомнением покачал головой я. — Типа у нас в Австралии всё это очень развито?
— Слышь ты, австралопитек, бери бумагу и иди, вспоминай арию трубадура с трубопроводом. Всё что вспомнишь. Давай!
Я ушёл. За пару часов размышлений с раскидыванием мозгов по комнате, мне удалось вспомнить «Наш ковёр цветочная поляна», «Куда идёт король», «Завтра грабим короля», «Ни чего я не хочу», «Я гениальный сыщик», «Мы к вам заехали на час», «Пиф-паф, и вы покойники». А ещё примерно по половине текста к ним. Правда, про луч солнца золотого вообще не клеилось. Почему-то. Решил на этом пока и остановиться. Интересно, чем там Лерка занимается?
Лерка что-то рисовала. Подойдя ближе, я понял, что рисовать она как раз и не рисует, просто в задумчивости проводит карандашом по бумаге. Можно даже сказать, бесцельно портит бумагу. Бумага здесь дорогая. Мне кажется.
— Пикассо, говорят, тоже был великим художником, но зачем же бумагу переводить? — поинтересовался я.
— Пикассо? Великим? Я тебя умоляю! Ты вообще его картины видел? У меня младшая сестра в детском саду лучше рисовала!
— Но все же считают его великим, — мне тоже всякая мазня не нравится, но мировое сообщество…
— Во-первых, не все, а во-вторых, он и сам не скрывал, что использует в своих интересах глупость, тщеславие и жадность современников. Выдавать эту мерзость за творчество просто отвратительно и подло!
Я впервые слышал столь радикальное мнение о картинах Пикассо, и, чёрт возьми, оно мне нравилось. Вещи нужно называть своими именами. Если это дерьмо, то так и надо говорить, а не размазывать розовые сопли, и не умиляться: «Ах, какое чудесное дерьмо! Вы только посмотрите! Сам великий Пикассо нагадил! Гениально! А, понюхайте как воняет. Просто прелесть!» Я был с ней полностью согласен, словно встретил родственную душу. Ну, да, сестра, всё-таки.
— Ладно. С Пикассо понятно, а ты своё творение, за что выдавать будешь?
— Какое творение? — не поняла Лерка.
— Ну, ты же чего-то нарисовала.
Лерка в недоумении переводила взгляд с листа бумаги, который так тщательно исчеркала, на меня и обратно. Я ждал. Она молчала.
— Знаешь, — сказала, наконец, она. — Я тут вот что подумала.
И замолчала, главное, как будто я должен догадаться.
— Вот представь, начали мы тренировать этих Горбуновских солдатиков, а ведь спортивных костюмов у нас с тобой нет.
Я потихоньку начал проникаться проблемой.
— Заметь, — продолжала Лерка. — Спортивная обувь здесь тоже отсутствует как класс.
Хреново. В сапогах сейчас даже в армии не бегают. В смысле там, у нас. Там же берцы. А бегать надо, да и в целом… В зале босиком летом ещё можно позаниматься, хотя, и летом не желательно.
— Что предлагаешь? — спросил я сестру.
— Хороший ты вопрос задал! А главное — своевременный.
— Нет, серьёзно?
— Сань, да не знаю я, — по голосу было понятно, что Лерка малость расстроена. — Единственное, что приходит в голову, так это попробовать заказать у местных сапожников какой-нибудь аналог.
Я задумчиво покивал. Действительно, а больше и нечего предпринять-то, только так.
— А костюмы?
— Сань, мне подойдёт костюм такого же покроя как этот. Только ткань попрочнее и всё. А тебе… — она смерила меня придирчивым взглядом. — Тебе понадобится мужской вариант этого костюма.
Своих соображений по этому поводу у меня не нашлось, но и Леркины мне почему-то не нравились. Но тут нарисовалась ещё одна проблема:
— Лер, а какие тренажёры будем ставить?
— Какие, какие, шведские стенки, мешки, канаты, — она задумалась. — Эти ещё… уголки для подтягивания надо сварить. Ещё? Маты. Много, на весь пол.
— Слышь, сестрёнка, боюсь тебя огорчить, но сварки у них здесь нет. Даже газовой.
Несмотря на мои опасения, Лерка вообще на счёт сварки не расстроилась:
— Сань, ну, сварить не сварить, а как-то же они тут такое делают. Не парься!
Я не стал париться про сварку и озаботился другими вещами:
— Брусья?
Лерка задумалась.
— Смысл? — спросила она.
Я пожал плечами. Выходило, что смысла нет. По этой же причине я, уже самостоятельно, отмёл коня, козла и перекладину. Пока я размышлял над стандартным спортинвентарём, Лерка что-то старательно, не по-пикассовски, вырисовывала. Приглядевшись, я опознал-таки бревно с палками для отработки блоков. Кстати, да. Полезная вещь.
— Скамейки гимнастические.
— Что? — переспросила Лерка.
