— Господа, я вам тоже сейчас анекдот расскажу. Поспорил как-то император Олег Алексеич с персидским шахом, чьё войско сильнее. Достал шах из кармана шаровар пригоршню мака: «Попробуй-ка, сосчитай, сколько у меня войска». Олег Алексеич пошарил у себя в пустом кармане, достает одно-единственное зернышко перца, да и говорит: «Мое войско не велико, а попробуй, раскуси-ка, так узнаешь, каково, против мака твоего».
Народ развеселился. Я тоже улыбнулся. Мы подобные анекдоты уже в третьем классе перестали рассказывать, а здесь, поди ж ты! И ещё, разве шахи не в халатах ходят?
А между тем наш самарский друг как будто только и ждал такого почина:
— А вот, господа, послушайте другой анекдот. Осерчал как-то Филарет на Басманова, палкой его побил, а после чего выгнал со словами: «Ступай вон, щучий сын, и чтоб ноги твоей у меня больше не было!» Басманов за дверь-то выскочил, а после сразу же обратно взошёл. Только на руках.
Прикольно. Не вот оборжаться, но прикольно. А народ просто угорал. Не то что бы совсем уж как кони ржали, но восторг неописуемый. Я посмотрел на Лерку, она тоже слегка причумела. Да, с юмором здесь и не беда даже, катастрофа! Страшно подумать масштабы популярности, которую мог бы тут приобрести Петросян.
Когда волна безудержного веселья пошла на убыль, Лерка спросила у бодрого самаритянина:
— А Басманов — это кто?
Земеля махом отсмеялся, мне даже показалось, что он готов был спросить у Лерки в ответ, не свалилась ли она с Луны, он вовремя спохватился:
— А ведь и верно, Вы же не знаете! Басманов — это ближний боярин у царя Филарета был. Тайным приказом заведовал.
— Тайным приказом? — переспросила Лерка. — Это как Малюта Скуратов?
— Да-а-а… — медленно выдавил из себя земляк, похоже, Лерка его чем-то обескуражила. — Только он давно был, ещё до войны. И до Филарета. Постойте! А Вы про него слышали? Как?
Лерка малость стушевалась, но быстро нашлась:
— Шен Косиджанович рассказывал.
Тут уже самаритянин озадачился:
— А это кто?
— Вот про это Вам бы лучше у Татьяны Андреевны расспросить, — перевела стрелки подельница.
Земеля глянул на Татьяну, но та о чём-то увлечённо разговаривала с барышнями, и он благоразумно оставил вопрос на потом.
— Значит, Басманов? — проговорила Лерка, как бы сама с собой, но всё же глядя на нашего земляка. — Эк, Вы его! Щучий сын!
Бодрый самаритянин смутился:
— Ну, не щучий, конечно, да только не при дамах же!
Лерка коварно усмехнулась. И обратилась ко мне:
— Сашенька, ты давеча товарищу майору гусарские анекдоты рассказывал, так может, и господ абитуриентов потешишь?
Я кота за подробности тянуть не стал и поведал сокурсникам «историю» про поручика и эхо.
Н-да! Петросян-то здесь может быть и прижился бы, а вот Камеди-клаб… этим тут точно делать нечего! Ну, хоть бы кто-нибудь улыбнулся. Блондинка эта ещё:
— А почему эхо не в лад отозвалось?
Вот что ей сказать?
— Потому что поручик Ржевский — гусар, лихой кавалерист, пьяница, бабник и при этом изъясняется словами, которые в приличном обществе обычно не употребляют.
— Позвольте, Александр Константинович, — среагировала на мою реплику Татьяна. — Это Вы сейчас про Василия Ивановича говорили?
Я глубоко вдохнул и сокрушённо выдохнул:
— Нет. Не про него. У нас в Австралии был свой поручик Ржевский, про него и анекдот. А Василиваныч — это другой… другой, но тоже видный деятель… был. Про него тоже много анекдотов. Потом расскажу. Может быть…
— И что? Он всегда этими словами изъясняется? — блондинка меня в гроб вгонит.
— Нет. Иногда, усилием воли, или же по прямому приказу начальства, он всё-таки воздерживается.
— Как по прямому приказу?
Всё ей расскажи, покажи, да ещё и попробовать дай. Пока я метался в глубинах своей тёмной души, Лерка взяла ситуацию в свои руки:
— Ну, скажем, так. День рождения у Наташи Ростовой. Исполняется 19 лет. Приглашены все гусары. Наташа втыкает свечки в торт, поместилось только 18. Наташа в задумчивости говорит: «Куда бы мне вставить девятнадцатую?» Вскакивает полковник: «Ржевский, молчать!»
Прямо скажем, не ожидал от Лерки столь радикальных мер, но результат на лицо, сначала земеля захрюкал, а потом и остальные парни начали включаться в процесс. У некоторых девушек появились укоризненные улыбки.
— Но ведь он же ничего ещё не сказал, — простодушно заявила Агата.
— Так вот чтобы ничего не сказал, ему и приказали молчать, — объяснил ей земеля.
Агата прям-таки уставилась на него:
— Алексей Сергеич, а что такого он мог сказать?
— Агата! — перекрикивая хрюкающих парней, осадила блондинку брюнетка. — И Вы, Валерия Константиновна, тоже хороши, такие вещи рассказывать!
— Да я-то чего? — изображая искреннее удивление, развела руками Лерка. — Каждый думает в меру своей испорченности.
Я посмотрел на Татьяну. Она, то, что называется, опустив очи долу, прикусив губу, сдерживала уже готовую вырваться наружу улыбку.
Наверное, я малость поторопился с оценкой перспектив Камеди-клаба в этом мире. Есть у них шансы. Маленькие, но есть.
Когда дверь нашего номера отрезала нас от «внешнего мира», я всё же попенял Лерке:
— А не зря ли ты, сестрица, такие анекдоты взялась рассказывать?
— Саша, я тебя умоляю… ну, что такого я им рассказала? Никакой ненормативной лексики.
— Ну, знаешь, многим и этого хватило. Теперь тебя будут держать за вульгарную особу с сомнительными моральными устоями.
— Ага! Ещё скажи, с низкой социальной ответственностью!
— Не исключено! Барон, по ходу, соответствующие выводы уже сделал. Ты его рожу видела?
— Рожа как рожа. Я таким другой анекдот рассказываю. Почти всегда помогает.
— Какой?
— Товарищ литинант, ну, в его случае могу и, «господин барон», сказать, хотя могу и просто: «Товарищ литинант, яишница готова! Гатова!»
— А-хри-неть!!!
— Чё? Думаешь, может не понять шутки юмора?
— Да хрен его знает, они тут все… — подходящих слов не нашлось, и я завис.
— Тупердяи? — предположила Лерка.
— Типа, да, — термин показался мне подходящим, и я покивал.
Лерка уселась в «своё» кресло у окна:
— Врубаются они, конечно, медленно, но это же с непривычки.
— Предлагаешь это поправить?
— Сань, я вот не вижу ничего плохого, если наши сокурсники познают хороший, качественный, утончённый юмор.
