Сессий Лерка на вечер никаких не запланировала, поэтому мы сразу же разошлись по своим комнатам, и я с облегчением завалился спать.
Глава одиннадцатая
Вокруг меня суетятся люди. Все они заняты какими-то важными делами и мужчины, и женщины, и даже дети. Некоторые подходят ко мне, что-то рассказывают, другие наоборот спрашивают что-то у меня. Все мы находимся в просторном помещении. Лерка тоже здесь. К ней тоже подходят люди, что-то спрашивают, она им что-то отвечает. Я иду к ней, но она уходит. Я не могу её догнать, люди подходят ко мне, я отвлекаюсь на них. Лерка скрывается за какой-то дверью. Дверей много. Я захожу в ту, куда вошла Лерка, но её там нет. Мне что-то говорят, я понимаю, что Лерка только что пошла из этой в другую комнату. Я иду туда, но её и там нет. Мне говорят, что она пошла наверх. Наверху говорят, что она пошла вниз. Внизу говорят, что она вышла на улицу. Я пытаюсь выйти, но комнат много, людей тоже. Я путаюсь в комнатах. Люди суетятся. Наконец я выхожу на улицу и просыпаюсь.
Сегодня Лерка проснулась раньше меня, поэтому мне приходится ждать, когда «ванная» освободится. Я лежу и думаю, вот сны здесь, они что-нибудь обозначают, или просто снятся и всё? Определённо со снами здесь что-то не так. Ведь нам с Леркой снятся одни и те же сны, а это «Ж-ж-ж», как говорил Винни-Пух, неспроста. Вот она выйдет, спрошу, как ей кажется, что всё это может означать? Или не спрашивать? А то ещё чего доброго подумает, что я спятил.
— Сань, сколько время?
Я аж причумел. Откуда я могу знать, сколько сейчас время?! Часов-то нет.
— Сань?
Я встал, накинул халат и, сунув ноги в шлёпанцы, вышел в коридор. Встретившаяся там Лерка, повторила вопрос про время.
— Лер, у меня тоже нет часов. И зачем тебе понадобилось, знать, сколько сейчас время?
— А вдруг мы уже опаздываем.
Это типа, чтобы я поторапливался? Ладно, потороплюсь. Бриться сегодня не буду, вчера брился, ещё не оброс. А остальное…
Короче через десять минут умытый, причесанный и одетый я уже ждал в зале. Ждал я ещё минут двадцать. Пока… Пока в дверь не постучали. Аннушка пришла предупредить, чтобы мы через полчаса спустились вниз. На построение, наверное. На вопрос, чего господа желают чаю или кофе, я затруднился ответить. Нелепость ситуации с поспешными сборами выбила меня из колеи. Пришлось постучать к Лерке и спросить у неё. Лерка хотела кофе. Решив не выпендриваться, согласился на кофе и я.
Когда вернулась Аннушка с подносом, Лерки всё ещё не было. Я её ждать не стал, я и так сегодня только и делаю, что жду, а хуже нет, чем ждать и догонять, вот пусть она и догоняет, раз меня заставила столько ждать.
Появившаяся из своей комнаты Лерка… не поразила меня, нет, просто я застыл с поднесённой ко рту чашкой. Откуда у неё появилось это синее платье? И покрой у него какой-то не здешний… Причёску сделала. Без лаков и фенов, кстати. Ну, по крайней мере, стало понятно, какого икса она там так долго собиралась. Так! А ведь и мне не помешает чуток прифрантиться.
Быстренько выхлебав остатки утреннего кофе, я метнулся к себе и… растерялся. А что надеть? Мысли в голове метались как чокнутые. Через минуту я смог их утихомирить, и стал собираться как на поход к Ольгиному деду. Когда оставалось только сапоги надеть, до меня донёсся раздражённый голос сестры:
— Ты там скоро? Сидел тут целый час ни хрена не делал!
И уже выходя из комнаты, я услышал:
— Давай ещё опоздаем, а то всегда везде первыми приходим! А так хоть разнообразие какое-то! — тут я вошёл в зал, Лерка бегло, но придирчиво осмотрев меня с ног до головы, недовольно процедила: — Пойдёт.
Мысль о том, что возможно нам уже пора, была прервана стуком в дверь. Пришедшая убрать посуду Глаша, сообщила, что время ещё есть, но Морозова уже пришла, и господа собираются в столовой.
Подходя к месту наших вечерних посиделок, мы услышали голос барона:
— …происходит на улице. А если дождь пойдёт?
Мы уже заходили в зал, когда откровенно веселящаяся Ольга ответила Западловскому:
— Господин барон, этой традиции много лет, столько же, сколько и школе. И всё это время предвступление проходило на площади перед главным зданием, вернее дворцом, и никогда этому не мешала погода. Сегодня, поверьте, тоже не помешает.
— Но как Вы можете быть так уверены в этом, Ваше сиятельство? — похоже, вопрос интересовал не только барона.
Мы с Леркой замерли в ожидании ответа. Ольга обвела взглядом всех присутствующих и, дождавшись полной тишины, поведала:
— Разогнать облака над школой сможет любой маг воздуха, даже третьекурсник, но по традиции это делают четыре пятикурсника. Так что вы, господа, можете быть совершенно спокойны, даже если в Армагорске выпадет снег, здесь у нас будет тепло и солнечно.
— Это из-за защитного полога? — предположила Агата.
Ольга снова усмехнулась и произнесла:
— Нет, господа, несколько раз в году защитный полог снимают, сегодня как раз один из таких дней.
— Но это же означает… — встревоженно начал земляк. — Это же означает, что школа остаётся… Это значит, маги Русии могут напасть на неё… так?
— Мочь-то могут, — пожала плечами Ольга. — Только для чего? — и улыбнувшись пришедшей в голову мысли, добавила: — Разве что Вас похитить.
Такое предположение развеселило всех, ну, кроме Алексея.
— А по какой причине предвступление не проводится в здании школы? — спросил он.
— Считается, что именно вне помещения магу легче получать силу от своей главной стихии. На предвступлении маги-преподаватели определят ваши изначальные стихии, и распределят по факультетам.
— Мы разве не вместе будем учиться?
— Ну, что Вы, Агата Григорьевна, на первом курсе вы будете вместе почти всегда. А вот потом у вас будет сделан упор на изучение своей сильной стороны, вашей основной стихии, вашей изначальной магии.
— Изначальной магии?
— Да, Агата Григорьевна. Каждый человек, который отмечен магической печатью, от природы своей более всего тяготеет к какой-то одной стихии, силу которой ему получать легче всего. Другие стихии тоже могут быть ему подвластно, но уже в меньшей степени.
— Получается, если ты родился магом земли, то магом огня уже не станешь? — предположил Матвей.
— Рождённый ползать, летать не сможет! — злорадно заявил Западловский. — А вот если родился магом огня… — И он демонстративно запалил огонь на кончике указательного пальца. Правда, пламя было крохотное, даже на церковных свечках значительно крупнее, но гордость, больше похожая на спесь, своими гигантскими размерами просто поражала.
Похоже, выходка, или правильней сказать, показательные выступления барона, не вызвали положительных эмоций ни у кого. Хотя, никто их комментировать и не стал.
