Музыкальный поединок
Наступил день, названный «Музыкальной дуэлью». У Виолончели тряслись деревянные поджилки, Флейта дрожащим голосом успокаивала друзей. Такелажники принесли и установили в школьном актовом зале Лидино Пианино. Правда, это вызвало недоумение у администрации школы и у некоторых учащихся. Но всё объяснилось вполне логично. Ну, привык человек играть на своём инструменте. Может, боится, что чужое пианино подведёт. Или сам теряется, сидя за чужим инструментом.
Между прочим, Пианино упиралось. Капризным голосом оно вдруг начинало вопить: «Не хочу! Не буду! Оставьте меня в покое!»
Лиде, которая шла следом за удивлёнными такелажниками, приходилось делать вид, что это она так вопит и ноет.
– Извините, это нервное… Я просто боюсь выступать! – объясняла она.
Потом Лида мысленно настраивала своё Пианино:
– Ничего не бойся! И не вредничай! Я уверена, ты меня не подведёшь! Потому что ты – это я!
Пианино тоненько возражало. Рабочие снова недоумённо оборачивались.
– Не обращайте внимания, я так настраиваю инструмент! – убеждала их Лида, прикрыв рот, а пианино было вынуждено озвучивать её слова.
Но такелажники потом долго рассказывали всем подряд, какие они всё-таки странные – музыкальные дети.
Постепенно зал наполнился зрителями. Здесь были и учащиеся школы, и её выпускники; и родители учеников, а также их родственники и друзья; и те люди, которые узнали о музыкальном вечере по объявлению на сайте школы.
И Григ, и три его ученика были удивлены таким количеством народа. Стоя в стороне за шторой, они стали прислушиваться к разговорам.
– Ну, что, наконец-то в наших стенах будет настоящая музыкальная дуэль! – радовались их одногруппники.
– Посмотрим на эту комедию! Три прогульщика против какого-то там сторожа. Комики!
– А я слышала, что с ними занимался какой-то крутой музыкант по особой программе. Его специально вызвали, в качестве эксперимента.
– Да бросьте, они все трое заболели какой-то странной болезнью, и теперь онемели и почти оглохли. Для них специально заказали слуховые аппараты.
Федя, Митя и Лида только плечами пожимали от таких невероятных слухов.
Сначала на сцену вышел директор. Пока он тянул время, Григорий Иванович смотрел на часы. Похоже, что ни Любы, ни балалайки он уже не дождётся!
Не успел директор договорить, как на сцену стремительно вышел школьный сторож. В этот момент трудно было назвать его сторожем. Он был затянут в концертный фрак, и весь его лощёный, глянцевый вид говорил о том, как он уверен в себе и в своих разноголосых подданных. Можно было подумать, что ему сейчас вручат большую премию, и по такому случаю он подготовил благодарственную речь.
– Когда-то, – начал сторож, выразительно посмотрев на директора, – я считался здесь плохим учеником. Но администрация школы ошиблась. После нашей маленькой музыкальной схватки, я надеюсь, вы поймёте, какая это была грандиозная и непоправимая ошибка!
Инструменты заволновались:
– Мы не будем играть! Мы боимся! Давайте всё отменим! – раздались звонкие детские голоса.
Зрители недоумённо переглянулись, не зная, что кричат инструменты. Может быть, так и задумано в инсценировке?
Директор, то надевая, то снимая очки, разглядывал сторожа так, будто видел его впервые.
Он лихорадочно вспоминал и всё-таки вспомнил! Да-да, это был тот самый плохиш по кличке Черноскрипник, которого учителя выгоняли с уроков за самые страшные этюды. Удивительно, как это он раньше не обращал на него внимания, ведь сторож постоянно находился у него под самым носом! Вот почему у него было всё время такое странное ощущение, будто сторож следит за ним.
Директор даже припомнил, что одна преподавательница, пожилая и очень заслуженная, как-то сказала:
– Когда я слушаю его, мне кажется, что музыка умерла, а потом восстала из пепла для чего-то другого, но не для жизни.
В самом деле, его игра раздражала детей и приводила в бешенство весь преподавательский состав. Почему – никто объяснить не мог, хотя он исполнял всё четко и правильно.
Несколько учеников признавались, что после его игры им хотелось бежать без оглядки, куда глаза глядят, или биться головой о стену, или выпрыгнуть из окна. Некоторые впадали в депрессию.
После того, как один из лучших учеников всё-таки выпрыгнул со второго этажа и переломал рёбра, маленького Черно- скрипника отчислили.
Глядя на волосы цвета воронова крыла, на весь лоснящийся вид дирижёра – от усов до кончиков ботинок, – директор охнул и схватился за голову. И правда, как он мог не узнать? Ведь он долго помнил худого подростка с тусклыми тёмными волосами, неопрятными сосульками свисающими на глаза. Помнил его дерзкий взгляд, мрачный вид и чёрный юмор.
– Итак, пора начинать! – потёр ладони дирижёр-Черноскрипник. – Со мной тут небольшая компания… Это те инструменты, которых когда-то бросили их ученики. Я починил их и буквально вдохнул в них новую жизнь…
В воздух взвились инструменты. Кем-то когда-то обиженные и брошенные учениками, они намеревались исполнить лучшую партию в своей жизни. Их многочисленная армия была настроена воинственно.
Первыми в бой пошли скрипки. Они пронзили воздух тысячами острых иголок. Когда вступил контрабас, сердце у Григория Ивановича ухнуло. При звуках фортепиано в комнате потемнело. Но вот вступил романтичный гобой, скрипки затрепетали, и повсюду загорелись тонкие чёрные свечи. Откуда только они взялись? Концертный зал осветился зловещим светом, загадочные тени задвигались по портьерам.
Слушатели застыли. Григорий Иванович мог поклясться, что никогда не слышал такого чудесного звучания. Будто душу вынули и баюкают на ладони. Григ почувствовал, что глаза его закрываются против его воли.
– Что, если я не проснусь? – мелькнуло в его голове.
Зрители заворожённо смотрели на сцену. Казалось, будто инструменты держат в руках невидимые музыканты. Людям хотелось понять, как же музыкантов так удачно замаскировали. Но на инструментах никто не играл. Они сами разговаривали друг с другом – размышляли, задавали вопросы, плакали, ликовали, стонали и хохотали. Словом, они были живые, такие живые, что дрожь пробирала! По полу, звучно цокая, проскакала музыкальная деревянная коробочка, и тут же по стенам живыми тенями пронеслись крупные чёрные кони.
– Если это обычный отчётный концерт, то он перестаёт быть обычным! – раздалась восхищённая реплика в зале.
В центр зала вылетели три флейты и кларнет. Зазвучали в миноре, наполнили зал сумрачной скорбью. Дети стали растирать онемевшие пальцы. В самом деле, становилось слишком холодно. Григ поднял глаза и увидел, как потолок покрывается инеем. Флейты пели сначала тихо, потом разошлись, звук их был пронзительным, будто длинной иглой прикасался к самому сердцу.
