«Лучше пусть бабушка обидится, чем её хватит инсульт», – хмыкнуло пианино из угла.
– Что же теперь будет? – думали дети. – Инструменты будут говорить нашими голосами, а мы будем подобны музыкальным деревяшкам? Это навсегда? А как же родители? Как же школа?
– Буду вместо школы на роликах кататься! – мечтательно сказало пианино.
– С твоей-то фигурой! – раскатисто засмеялась виолончель.
Федя схватился за голову, будто что-то вспомнил, и написал на той же доске: «Нам надо найти с ними общий язык, почувствовать их настроение».
Да, именно так и учил Григ. Григ – Григорий Иванович, преподаватель по сольфеджио, а заодно и руководитель оркестра. Легко сказать!
– Да ты что, правда? Ах вот в чём дело? – послышались иронические нотки со стороны пианино.
Лида подошла к пианино и погладила его по гладкой крышке. Пианино неуклюже подпрыгнуло и захихикало.
– Прям как ты, Лидка, – хотел сказать Митя, показывая на Лиду пальцем, но сыграл отрывок из балета «Петрушка».
Зато его мысль, слегка искажённо, озвучила виолончель.
– Лидка, пианино такое же неуклюжее, как ты, и так же глупо ржёт.
Лида повернулась к Мите и разразилась военным маршем.
«Они могут читать наши мысли», – написал Митя на доске и покраснел. А виолочели – хоть бы что, она даже не смутилась.
«Но самое опасное, что они не только высказываются за нас, но и выдают свои независимые мнения!» – понял Митя.
«То есть, у нас так скоро не будет права голоса!» – написал на доске Федя.
Виолончель насмешливо тренькнула. Федя сосредоточился. Он закрыл глаза. Сначала в воздухе перемешались различные шумы: скрипы, скрежет и даже стоны. Набор звуков – прямо как в фильме ужасов. Чувствовалось нарастающее напряжение. Это Федя старался покорить инструмент силой мысли. Ему сопротивлялись сразу три инструмента. Затем звуки оборвались, как будто кто-то прижал ладонью струны, и всё стихло. Федино лицо приняло умиротворённое выражение. По комнате полилась негромкая приятная мелодия для флейты.
– Похоже на мелодию «Одинокий пастух», – высказалось пианино голосом, похожим на Лидин.
Митя и Лида, неподвижно сидевшие в ожидании всё это время, зааплодировали. Флейта замолчала.
Тогда Федя взял её в руки и мысленно послал ей сигнал. Но она молчала, не откликалась.
– Ты должна меня слушаться, – про себя приказал ей Федя.
– Никому я ничего не должна, – капризно заявила флейта. Я, может, только жить начинаю! Я хочу быть самостоятельной! А ты собираешься всё испортить.
Теперь пришла очередь Лиды. Она долго перебирала клавиши, как будто только что их увидела. И хотя они ускользали от неё, как прибрежная волна, она всё прислушивалась, всё искала ту ноту, которая совпадала бы с её внутренним состоянием.
– Я так не играю! – заявило пианино. – Не хочу, не буду!
Лида растерялась. Потом задумалась, прислушиваясь к себе. И вдруг Лидины пальцы занырнули в набежавшую чёрно-белую волну, скользнули вверх по клавишам, всё выше и… поймали. Вот он, тот самый аккорд! Теперь Лида играла под аккомпанемент собственного Пианино.
Лида остановилась, будто внезапно устала. Пианино, подчинившись какой-то неведомой силе, заговорило настоящим Лидиным голосом: «Давайте найдём Грига!»
Митя не смог справиться с виолончелью. Он всё время срывался на оперу «Князь Игорь», которую никак не мог осилить в музыкалке. В конце концов, Виолончель попросила вместо него: «Хочу есть. Яблочком не угостишь?»
Лида взяла из вазы самое большое яблоко и поднесла к Виолончели. Потом очнулась и отдала его Мите.
Мите стало страшно. Если Виолончель будут воспринимать как живое существо, то кем станет он, Митя? Он уже представлял себя в чехле, застёгнутом на замок.
– А меня не угостишь? – обиженно сказала Флейта. – Или ты для Лёвочки своего бережёшь?
Лида нахмурилась.
– А тебе какое дело? – буркнуло Пианино.
– Ну всё, хватит! – прогудела Виолончель.
– Как насчёт Грига? – напомнило Мите и Феде Пианино. Пока нам удаётся вставлять свои слова, то есть пока наши инструменты не заткнули нас окончательно, надо поговорить с ним.
– Он слишком взрослый, – робко подала голос Флейта. – Он не поймёт.
Занятия в школе уже закончились. Стены отдыхали от звуков разучиваемых гамм и пассажей. Только уборщица баба Маня смывала последние следы с лестницы.
Баба Маня была самым уважаемым и самым страшным человеком в школе. Даже директор не внушал такого страха детям, как баба Маня. Она кричала на тех, кто без сменки, и на тех, кто со сменкой, на тех, кто приходил, и на тех, кто уже убегал, на учеников и на их родителей. Её боялись даже учителя и по мокрому полу ходили на цыпочках, прижимаясь к стенам. Для бабы Мани не существовало учеников, преподавателей и родителей. Были только вредители, которые «топчут и топчут!» и от которых нужно было охранять территорию.
Митя выглянул из-за угла: коридор был пуст, швабра скрылась за поворотом. Ребята прокрались в класс.
Григорий Иванович, он же Григ, рассеянно складывал вещи (не то чтобы складывал, скорее запихивал и утрамбовывал стопки тетрадей в пухлый портфель), когда в класс молча вошли трое.
Этих трёх учеников Григорий Иванович звал нерадивыми, а проще говоря – оболтусами, особого интереса к ним не испытывал и больших надежд на них не возлагал. Но, из-за того, что он являлся для них ещё и руководителем оркестра, ему приходилось следить за их поведением и успеваемостью. Григ сто раз говорил детям, что талант – это способности, помноженные на колоссальный труд. А эти трое были хоть и симпатичными, но ужасно ленивыми учениками.
– Радиолов, Рожкова, Свиристелкин… Вы немного опоздали, примерно на три урока, – сухо сказал он ученикам, вглядываясь в недра портфеля. – Или вы живёте в другом временном пространстве?
Троица молчала, и учитель поднял голову. Побледневшие лица, умоляющие глаза. Что-то случилось, учитель это понял. Их как будто распирало изнутри.
– Рассказывайте, – потребовал он и снова повернулся к своему портфелю. Навалившись на него животом, учитель пытался застегнуть замок.
Друзья принялись наперебой рассказывать о происшествии. В классе поднялся невообразимый шум и трезвон.
– От вашего трио уши закладывает, – сказал учитель. – Вам надо научиться работать в ансамбле. Постойте. Что это было? Импровизация? Ну-ка, сыграйте ещё раз!
Учитель внимательно оглядел ребят и только тут заметил, что инструменты не расчехлены, а Лида даже не подходила к фортепиано.
Он стал искать глазами телефон, записывающее устройство, любой гаджет, способный на уловку. Но звук был слишком живым.
– Григорий Иванович, сядьте. Мы сейчас вам всё расскажем, – произнёс кто-то, и учитель удивился мелодичности голоса.
