— Вы что же, все это время несли их за спиной?
— Да, — ответил Елагин. Она медленно протянула руку и взяла букетик из его ладони, чуть прикоснувшись к его пальцам. При этом действе молодого человека обдало жаром, и он судорожно сглотнул.
— Они очень красивые, благодарю, — произнесла Грушенька и, окончательно смутившись, опустила взор на цветы. В следующую секунду, делая вид, что решила понюхать букет, она чуть склонила голову. Но то было лишь предлогом, потому что этот очень романтичный, по мнению Груши, подарок растрогал девушку до глубины души. Отчего-то в ее голову полезли мысли о том, что Елагин явно неравнодушен к ней и, возможно, даже влюблен, раз решил подарить ей цветы.
Андрей пожирающим темным взором смотрел на нее, и в его голове гнездилась единственная мысль о том, что настал нужный момент, и он должен сказать Груше о своих чувствах, которые уже и так долго скрывал. Но язык прилип к гортани, и он не мог вымолвить ни слова. От напряжения у молодого человека на лбу выступила испарина, и Елагин ощутил, что еще никогда в жизни так не трусил и не боялся. Ни на войне, где его могли убить в любой момент, ни при ранении, когда думал, что лишится ноги. Он боялся того, что Груша или не поймет его желаний, или же, поняв, скажет, что он ей совершенно безразличен. А этого молодой человек боялся более всего. Он чувствовал, что просто не переживет холодности девушки, поскольку в сердце уже давно записал Грушеньку своей любимой и единственной суженой.
Вдруг позади молодых людей раздался громкий стук копыт приближающейся лошади. Елагин напрягся и невольно поднял голову, взглянув на обрывистый берег, откуда слышался топот. Уже через минуту там появилась пегая кобыла, а на ней молодой парень лет двадцати в темном одеянии и картузе.
— Андрей Прохорович, беда! — выпалил Федор, обратив взор на управляющего, что стоял рядом с Грушей внизу у реки, всего в тридцати шагах от него.
Поджав от досады губы и поняв, что момент упущен, Елагин скользнул взглядом по девушке и увидел, что она, подняв голову, смотрит вверх на Федора. Юноша был младшим приказчиком и по указанию Елагина контролировал все посевные работы. Про себя выругавшись и понимая, что Федор появился ужасно некстати, Андрей вновь поднял лицо и громко недовольно спросил:
— Что стряслось-то?
— Дак мы землю боронили на западном лугу, — в ответ громко протараторил Федор. — И недоглядели. Под плуг нечаянно Осип Латынин попал. Он уже с утра пьяный был. Видать, не удержался на жерди, да и упал. Так его почти пополам разорвало! Надобно исправника, наверное, звать и доктора для освидетельствования смерти.
— Черт! Вот нерадивое мужичье, — выплюнул раздосадовано Елагин, побледнев от этой дурной вести. Он понимал, что не просто лишился работника, нынче явно ему придется объясняться перед исправником, как так получилось. И к тому же выплатить вдове покойного пять рублей за потерю кормильца. Однако молодой человек почти тут же подумал, что зря вспылил при девушке и, увидев ее растерянный взор, вымолвил, извиняясь: — Простите, Грушенька, ничего по-человечески сделать не могут. Я пойду.
Андрей сорвался с места и устремился вверх к обрыву, где верхом на лошади сидел Федор. Елагин проворно взлетел наверх и на ходу выпалил:
— Какого рожна его пьяного на плуг поставили?
— Дак, Андрей Прохорович, вы же знаете, что у нас мужиков не хватает. Как-никак, половина села для лесопилки деревья валит, — начал оправдываться Федор.
— Все равно пьяного не дело было ставить! — жестко процедил Андрей, уже взобравшись на обрыв и проворно вскочив в седло позади Федора. Уже через миг молодые люди скрылись из виду.
А Груша, чуть опечаленная смертью крестьянина, еще долго смотрела вслед Елагину и Федору и думала о том, отчего Андрей подарил ей этот букет из лесных цветов. Девушка погуляла еще около получаса и решила возвращаться домой. Взобравшись обратно на скалистый берег, Груша направилась к усадьбе. Всю обратную дорогу она была задумчива и размышляла о том, что произошло нынче поутру. Мысли девушки были окрашены в романтичные и в то же самое время печальные тона. Воспоминание о милой и душевной прогулке с Андреем омрачалось в душе девушки известием о гибели мужика, что попал под плуг. Она вернулась домой ближе к девяти, и зашла на кухню. Кухарка Матрена и пара крепостных девушек готовили завтрак. Груша же, едва заметив Агафью, стоявшую здесь же к ней спиной, ласково окликнула:
— Нянюшка, доброе утро.
Полноватая дородная женщина обернулась на звонкий голосок девушки и, улыбнувшись Груше, засеменила навстречу.
— Гуляла, Груня? — спросила ласково Агафья и, подхватив девушку за талию, повела ее прочь из кухни.
— На реку ходила, там так красиво и тихо, — ответила Груша. Они вышли в просторную парадную. Здесь было пустынно, и Агафья, уже не сдерживаясь, сильнее обняла девушку за хрупкие плечи и ласково поцеловала Грушу в щеку.
— Ох, мое милое дитятко, — проворковала с любовью Агафья, отстраняясь от девушки. — Ты что же в одном платьице гуляла?
— У меня шаль еще, — ответила Груша, ласково улыбаясь няне.
Агафья, невысокая баба сорока с лишним лет, была заведующей над всей прислугой в усадебном доме князей Урусовых. У нее было открытое доброе лицо с темными веселыми глазами. Раньше Агафья была няней Груши. Когда княгиня Мария Кирилловна взяла четырехлетнюю девочку-сироту к себе в дом много лет назад, она сразу же нашла Груше молодую одинокую бабу из деревни для того, чтобы та присматривала и заботилась о девочке. У Агафьи не было ни мужа, ни детей, и оттого она очень привязалась к Груше и считала ее родной. Позже, когда девочка повзрослела, надобность в услугах Агафьи отпала, и княгиня решила отправить бабу обратно в деревню. Но Груша слезно вымолила у Марии Кирилловны позволение не отсылать любимую няню. Княгиня уступила просьбам Груши и оставила Агафью в усадьбе, назначив ее главной над дворовой челядью. Агафья жила в южном корпусе вместе с другими незамужними дворовыми девками. И все время благодарила Бога за то, что он послал ей Груню, которую она горячо любила и считала своим Ангелом-хранителем.
Груша, в свою очередь, обожала и почитала Агафью как мать, ибо свою матушку девушка совсем не знала.
— Не дело это в одном платье гулять, утром-то еще свежо. Смотри, застудишься, милая.
— Нянюшка, — улыбнулась ей Груша. — Я ведь уже не маленькая, а ты все меня опекаешь.
— А как же? — удивилась Агафья. — Люблю я тебя как доченьку, Грунюшка. Мне-то Бог не дал своих деток. Спасибо ему, хоть тебя сподобил понянькать. Ты опять, поди, на овраг ходила? — пожурила ее Агафья.
— Да, нянюшка. Там так красиво, аж дух захватывает.
— И как тебе не боязно одной гулять? Места там такие пустынные, лишь рыбаки бродят, да и то не всегда.
— Я и не боюсь вовсе, — ответила Груша. — Здесь же все свои, никто не тронет. К тому же Андрей Прохорович со мной по берегу прошелся.
— А чего это вдруг Андрей Прохорович с тобой гулять надумал? — спросила удивленно Агафья и внимательно посмотрела на Грушу. — Что, у него других дел нет? Посев на всех полях идет. Да и мельница, что в Губино вчера встала. Не понять мне, чего это он с тобой к реке ходит? Ты его звала, что ли, с собой?
