— Начинай! — прохрипел Урусов и зло посмотрел на Федора, который все суетился возле Груши, пытаясь как можно дальше оттянуть порку.
— Ваша светлость, — начал Федор, снова пытаясь урезонить князя. — Зачем же так-то…
— Заткнись, мальчишка! — процедил Константин и добавил: — Еще одно слово — и завтра же отправишься на рудники в Сибирь.
— Я не могу, — вдруг выпалил Федор нервно и кинул кнут на землю. — Хоть самого засеките насмерть, не стану я ее… — он замялся, сцепив на груди руки.
— Что? — прохрипел зло Урусов, смотря на крепостного приказчика. И, поняв, что молодого человека не заставить, угрожающе вымолвил: — Завтра же убирайся в Папино! Ты больше не приказчик. И чтобы я тебя здесь не видел, смутьян! — Урусов обратил пьяный красный взор на других мужиков, стоящих вокруг, и процедил: — Степан!
— Увольте, князь, я тоже не стану, — тут же вымолвил Степан, прекрасно догадываясь о том, что Грушенька сопротивляется Урусову из-за того, что любит Елагина. Степан не боялся князя, ведь он был вольным и знал, что Урусов не посмеет уволить его, лучшего коневода в округе. — Девка не провинилась ни в чем перед вами! Вы же потом пожалеете о том!
— Вы это что, решили со мной пререкаться? — опешил Урусов, впадая в неконтролируемую ярость. — Вы что, все страх передо мной потеряли?! Я сказал, что эта неблагодарная девка будет наказана, и я накажу ее! Кто готов выполнить мою волю?! — взревел князь, проводя шальными пьяными глазами по другим мужикам. — Десять рублей тому дам!
Из толпы выдвинулся сухонький мужичок.
— Я готов, ваше сиятельство, — сказал тот, подходя ближе.
— Тогда начинай, да побыстрее! — прикрикнул на него Урусов, смотря с ненавистью на изящный стан девушки. Ее длинный светлый хвост свисал почти до бедер.
Груша зажмурила глаза и представила лицо Андрея. Мужик приблизился к ней и, недовольно бубня себе под нос, растянул кнут. И только после очередного понукания Урусова, замахнулся. Кнут просвистел и ударил Грушу по спине. От дикой боли у девушки перехватило дыхание. Последовал еще один удар, затем еще. Тонкое платье порвалось, и кнут разодрал ее кожу до мяса. Груша стиснула зубы от нестерпимой боли, чтобы не закричать. А ее били — еще и еще. Темные круги поплыли перед глазами, в ушах зашумело.
Урусов мрачно наблюдал за тем, как прелестное тело, которое он сжимал когда-то в своих руках, уродует жестокий кнут. Кровь ручьями текла из ран на спине девушки, но князь лишь злобно скалился, получая физическое удовлетворение от ее боли.
Дворовые молчали и большинство жалели Грушу, но находились и такие, которые довольно ухмылялись. Среди них была Проша, которая радовалась тому, что князь наконец прозрел, и в этот миг мечтала о том, что скоро Урусов прогонит Грушку от себя. И вот уж тогда она, Проша, попытается запрыгнуть к князю в постель. И это будет справедливым наказанием для наглой девицы, которая посмела окрутить ее любимого Елагина.
Неожиданно появилась Агафья, которая ходила в церковь в соседнюю деревню. Едва вернувшись в усадьбу, она узнала, что Грушу приказали выпороть. Пожилая женщина бегом бросилась к конюшне и увидела свою любимую доченьку, всю окровавленную. Кнут опустился на тело Груши уже в двенадцатый раз. И именно в этот момент Агафья с криком, на коленях кинулась в ноги к князю и запричитала:
— Батюшка, сжалься! Сжалься!
Вся в слезах Агафья ползала у ног Константина и судорожно хваталась за его сапоги. Урусов делал вид, что не замечает Агафью, и холодно смотрел на привязанную окровавленную девушку. Не в силах более терпеть Груша уже висела на привязанных руках и хрипло стонала после каждого удара кнута.
Агафья, видя, что князь не собирается останавливать наказание, в исступлении закричала:
— Ирод! Что ж ты творишь?! За что ж ее? Она ведь дитя невинное! Господь накажет тебя!
Она начала рвать на себе волосы, желая одного — убить ненавистного Урусова, который мучил ее девочку. Но напасть на него женщина не могла и валялась у него в ногах, посылая проклятья.
Константин презрительно посмотрел на Агафью и снова перевел взгляд на привязанную девушку. Коньяк затуманил его мозг, и князь желал одного: чтобы Груша умерла и уже не могла мучить его.
После двадцать седьмого удара девушка от невыносимой боли потеряла сознание. Мужик тут же остановился и обернулся к князю. Урусов зло выругался и прошипел:
— Можешь отвязать.
Затем князь быстро развернулся и направился к дому.
Окровавленную, полумертвую Грушу отнесли в комнату Агафьи в южный корпус. Матрена осталась помочь, остальных же Агафья почти выгнала прочь и начала дрожащими руками обрезать платье Груши, которое ошметками свисало с ее спины. Матрена принесла теплой воды, и женщины очень осторожно начали обмывать раны на спине девушки. Груша все еще была без сознания и не шевелилась. Агафья вслух читала молитвы, а Матрена озабоченно поджимала губы и молчала.
— Ох, дитятко мое, — шептала горестно Агафья между молитвами. — Что же он с тобой сделал, ирод ненасытный.
Женщины разрезали платье Груши и сняли его. Промыв спину девушки, они наложили мазь вокруг ран и забинтовали. Девушка не приходила в себя и лежала как ватная кукла. Агафья все время причитала, что Груша слишком слабая и того и гляди помрет. Матрена долго успокаивала ее и ушла за полночь. Всю ночь Агафья, не смыкая глаз, сидела над больной и, осторожно гладя девушку по голове, читала молитвы. Около полуночи Груша начала бредить. Она кричала, плакала, металась в постели. Агафья удерживала ее, не давая перевернуться на спину. Наконец, под утро Груша забылась тяжелым сном. Агафья немного успокоилась и лишь плакала над ней, продолжая молиться.
Солнце давно встало, когда Груша открыла больные глаза и увидела перед собой взволнованное лицо няни.
— Как ты себя чувствуешь, доченька? — спросила Агафья и припала к девушке.
Та, застонав, прошептала пересохшими губами:
— Больно.
— Выпей отвару, он немного облегчит, — заботливо сказала Агафья, поднося к губам девушки чашку.
Груша выпила и устало прикрыла веки.
— Нянюшка, если бы ты мне смертельного отвару дала, — прошептала глухо Груша.
— Что ты дитятко! — в ужасе воскликнула Агафья и начала гладить девушку по голове.
— Не будет мне жизни, пока я в его власти, — прошептала девушка с закрытыми глазами, и из глаз ее полились горькие слезы.
Агафья тоже заплакала и начала с любовью целовать руку Груши, которая свешивалась с кровати.
— Что ж ты перечишь-то ему, Грунечка? Ведь все хорошо было.
— Никогда больше я не покорюсь ему, — прохрипела девушка и, открыв глаза, безумно посмотрела на няню. — Тем более сейчас, когда знаю, что Андрей любит меня. Мы с ним хотели убежать.
— Ох, я так и поняла, что князь осерчал на тебя из-за Елагина.
