— Его нет, не бойся. Я увез тебя. Мы за границей. Он не сможет найти нас.
Груша горько заплакала и кинулась на шею к Елагину. Он обхватил ее сильными руками и начал ласково гладить по распущенным волосам.
— Как я страдала без тебя, он… он… — она начала заикаться.
— Забудь о нем, он в прошлом.
— Не отдавай меня ему!
— Не отдам, девочка моя, успокойся, — он поднялся и, взяв Грушу на руки, посадил ее к себе на колени. Она уткнулась влажным от слез лицом в его широкую шею и прошептала:
— Я люблю тебя.
Глава VI. Инталия
Санкт-Петербург, особняк Жуковых
1864 год, июнь.
Константин, чуть пошатываясь, вошел в темную, просторную спальню. На ходу, развязывая галстук, он тяжело рухнул на диван. Гитара под его бедром звонко пискнула, и князь, вытащив музыкальный инструмент из-под себя, отложил ее в сторону.
Выпитое вино, затуманив голову Урусова, снова вызвало в памяти образ девушки с волосами соломенного цвета. Он не видел ее уже более пяти лет, но эти чудные аметистовые глаза преследовали его днем и ночью. Ни спиртное, ни бесконечные развлечения, ни женщины, ничто не могло стереть из памяти воспоминания о Груше. Порой он пьянствовал несколько дней, и в эти моменты ему казалось, что она рядом. Однако после запоев суровая реальность сводила его с ума, и он понимал, что ее нет.
Очень часто у него начинались приступы безумия: он начинал бить вдребезги мебель, царапал до крови руки и бился лбом о стену. Приступы всегда заканчивались припадком. Он падал на пол, скорчившись в судорогах, зубы его судорожно сжимались, а изо рта выступала белая пена. Многие знатные дворяне предполагали, что князь давно уже не в себе и старались избегать его. Но Евгению Жукову это нисколько не отпугивало. Она знала, что некогда в жизни князя была какая-то любовная история, после которой он стал немного ненормальным. Но Евгения любила Константина и хотела стать его женой, надеясь когда-нибудь залечить его сердечные раны.
Константин достал из бокового кармана инталию, которую когда-то подарил Груше после первой проведенной с ней ночи, и которая остались у него после ее побега. Он страстно посмотрел на фиолетовый камень. Ее глаза, такого же аметистового цвета, тут же возникли перед его затуманенным вином взором. Он вспомнил счастливые моменты пятилетней давности, когда Груша принадлежала ему. Тяжело вздохнув, Константин осторожно положил инталию на диван и, взяв гитару, затянул печальный романс:
Меня ты вовсе не любила,
Я был тебе чужой;
Зачем же ты меня сгубила,
Зачем смеялась надо мной?
Хотя в порывах озлобленья
Порой тебе проклятья шлю
За бесконечные мученья,
Но всё же я тебя люблю!
Без всяких чувств, играя страстью,
Меня ты увлекла;
Сама меня манила к счастью
Но дать его мне не могла.
Я не достоин сожалений,
Я в жизни сам себя гублю,
Ты злой мой рок, ты злой мой гений,
Но всё же я тебя люблю!
Я в жизни всё, ты это знаешь,
Принёс к твоим ногам,
Чего же ты ещё желаешь?
Быть может, жизнь? — так я отдам.
Я перенёс все муки ада.
Я их теперь ещё терплю;
Тебя мне ненавидеть надо,
А я, безумец, всё люблю!
Урусов был так увлечен, что не заметил, как в комнату вошла прелестная рыжеволосая девушка. Недовольно поджав губы, Евгения грациозно проплыла в комнату и остановилась напротив князя, который невидящим взором смотрел перед собой.
— Почему вы оставили меня одну в зале? — раздраженно спросила девушка и с любовью посмотрела на пьяного Константина.
Он поднял на нее затуманенные глаза и презрительно смерил взглядом, пытаясь понять, что она говорит.
— Опять вы поете этот невозможный романс? — продолжала с обидой Евгения. — Вы забыли, что я ваша невеста?
— Я помню об этом, — вздохнул князь и, отложив гитару, устало откинулся на спинку дивана. Уже почти год молоденькая Жукова преследовала Урусова: клялась ему в вечной любви и была готова ради Константина на все. А он, устав от постоянной тоски и болезненных воспоминаний о Груше, подумал, что, возможно, этой рыжеволосой красавице удастся стереть из его памяти образ светловолосой девушки. Но в последнее время Урусова стала раздражать Евгения, она везде таскалась за ним, контролировала каждый шаг и постоянно высказывала собственнические притязания на него. «Как же я устал от этой девицы, почему она не оставит меня в покое?» — подумал мрачно Урусов.
Чуть прикрыв глаза, он почти забыл о существовании Евгении, которая стояла напротив.
— Константин Николаевич! — возмущенно воскликнула Жукова и сжала кулачки. — Вы помните, что наша свадьба через два месяца? — На это заявление князь скорчил кислую гримасу. — Если вы будете и дальше так обращаться со мной, я расторгну нашу помолвку! — угрожающе заявила девушка.
Константин мгновенно открыл глаза и цинично произнес:
— Прекрасно! Удерживать я вас не стану.
Евгения опешила от его слов и вмиг поняла, что совершила ошибку. Испугавшись, что он и впрямь не захочет на ней жениться, девушка бросилась перед ним на колени и затараторила:
— Простите меня, Константин Николаевич, я не подумала, что говорю! — она заискивающе посмотрела на него снизу вверх. Урусов холодно усмехнулся и мягко погладил девушку по голове.
— Вы очень красивы, Евгения, — сказал он вальяжно, а про себя подумал «Почему эта молодая красавица не может затмить в моем сердце ту неблагодарную девку с фиолетовыми глазами?»
Евгения вся засветилась от счастья и, вскочив на ноги, бросилась ему на шею. Она так страстно целовала его и гладила руками по груди, что Урусов почувствовал некоторое возбуждение. Решив забыться, он с силой прижал к себе девушку и властно поцеловал. Евгения, обезумев от радости, усилила свой пыл и начала неистово осыпать его лицо поцелуями.
Спустя полчаса Константин поднялся с ковра и, холодно посмотрев на полуобнаженную девушку, которая только что отдалась ему, цинично велел:
— Приведите себя в порядок, слуги могут увидеть.
Он застегнул рубашку и брюки. Еще раз бросив презрительный взгляд на лежащую на ковре Евгению с распущенными огненными волосами, Урусов направился к двери.
— Константин, — пролепетала ему вдогонку Евгения, приподнявшись. Он даже не обернулся и бросил через плечо:
— Я буду в гостиной.
Князь быстро вышел и спальни и захлопнул дверь.
Груша, оправив простое синее платье из штофа, заглянула в парадную гостиную. Уже полчаса как она искала непослушную шалунью — внучку графа Владимира Федоровича Адлерберга. Груша год служила гувернанткой в графском доме. Десятилетняя внучка графа Машенька была непоседой, и молодая женщина была вынуждена почти бегать за девочкой, чтобы привести ее на урок.
