От великолепного зрелища, которое открылось Константину, у него невольно перехватило дыхание. Ее тело было не просто прекрасным, а совершенным и невозможно восхитительным. Нежные, белые тонкие плечи; высокая девичья грудь с небольшими розовыми сосками; невероятно узкая талия; округлые, чуть полноватые бедра; легкие светлые колечки волос между ног и точеные длинные ноги в простых чулках с лентами на коленях вызвали в Урусове неистовый поток вожделения. Трясущимися от возбуждения руками Константин быстро схватил портсигар с изящного столика, который стоял рядом с креслом, и нервно закурил сигару.
Слезы текли из закрытых глаз девушки и капали с подбородка на белоснежные полушария грудей. Князь молчал, а Груша ощущала на себе отвратительный жадный взгляд, который ласкал ее тело. Уже почти полчаса стояла она около окна: обнаженная, безмолвная и напуганная его угрозами.
Урусов курил сигару за сигарой, не в силах сдвинуться с места или оторвать алчный взгляд от обворожительного и соблазнительно юного тела. Он понимал, что это гадко, так унижать Грушу, но досада от ее холодности и огромное страстное желание были сильнее доводов рассудка.
В какой-то момент дверь в спальню открылась и вошла Агафья.
— Константин Николаевич, обед-то… — начала она свою речь и сразу же замерла в дверях, увидев картину, представшую перед ее глазами. Обнаженная Груша у окна и мрачный Константин, нагло созерцающий прелести девушки. Женщина в ужасе охнула и побежала в комнату княжны Татьяны.
Заслышав голос Агафьи, Груша открыла глаза и в мольбе повернула голову к двери. Но нянька быстро исчезла, а через пару минут в комнату ворвалась Татьяна Николаевна.
— Константин! — вскричала княжна. — Что здесь происходит?
Татьяна стремительно прошла в спальню Урусова и замерла как вкопанная при виде гадкого балагана, который устроил брат. Груша, совершенно обнаженная, стояла у окна, с закрытыми глазами и несчастным лицом, по которому текли слезы.
— Чего тебе? — спросил Константин, вставая с кресла и гневно глядя на сестру.
— Груша, немедленно оденься! — велела Татьяна, становясь между Урусовым и девушкой.
— Как ты смеешь врываться в мою спальню и еще отдавать приказы?! — взъярился князь, сжав кулак, устремив гневные серебряные глаза на Татьяну.
Груша трясущимися руками начала быстро натягивать на обнаженное тело платье. Татьяна, увидев, что девушка облачилась, бросила ей:
— Уходи отсюда.
— Никуда она не пойдет! — зарычал Урусов, смертельно побледнев.
— Иди, Груша, я поговорю с ним.
Та, бросив на княжну благодарный печальный взор, схватила в охапку все остальные вещи и бегом выскочила из комнаты, а за ней следом и Агафья.
— Я здесь хозяин! — взорвался Константин. — А ты, Татьяна, не вмешивайся!
Почти четверть часа брат с сестрой бранились в его спальне и так и не пришли к согласию.
Елагин едва вошел в дом и намеревался спросить у дворецкого, где находится княжна Татьяна, как на лестнице появились Урусов с сестрой. Они о чем-то яростно спорили на повышенных тонах.
— Ты что ж это, Константин, решил устроить из дома бордель? Своих девок голышом уже по комнатам водишь? — выпалила Татьяна.
— Это моя спальня, тебя туда не звали! — процедил князь, стремительно спускаясь по ступеням, и увидел Елагина. — А, Андрей Прохорович! Вовремя. Вы мне как раз нужны.
— Не дело это, пожилую бабу пороть, — сказал с укором Андрей и посмотрел в надменное непроницаемое лицо князя Константина.
На дворе около конюшен у столба стояла привязанная Агафья, на которой была лишь нижняя рубаха. Вокруг толпились почти все дворовые крепостные, которые по приказу Урусова были пригнаны сюда, чтобы увидеть наказание повинившейся бабы, и безмолвно взирали на происходящее.
После того как Татьяна ворвалась в спальню Константина и заставила его отпустить Грушу, князь впал в крайнее раздражение. Ища виноватого, он приказал выпороть Агафью, которая позвала его сестру, и тем самым прервала наказание Груши.
Елагин и князь стояли немого поодаль от основной массы дворовых людей, среди которых была и Груша. Княжна Татьяна, которая застыла рядом с девушкой, нахмурившись, смотрела то на брата, то на смертельно бледную Грушу, которая вся дрожала.
Константин зло взглянул на Андрея и отчеканил:
— Не ваше дело, Андрей Прохорович, мне указывать, что делать. Ваше дело исполнять мои приказания.
— Как скажите, ваше сиятельство, — холодно ответил Андрей и подошел к Агафье, которая жалобно кряхтела в ожидании предстоящего.
Андрей взял в руки плеть и чуть наклонился к уху Агафьи.
— Не бойся, — прошептал ей тихо Елагин, чтобы никто больше не услышал. — Я по-хитрому постягаю, сильно больно не будет.
Груша стояла ни жива ни мертва. Она еще не отошла от унижения, которому подверг ее князь в своей спальне. А спустя час ей приходилось смотреть, как будут наказывать ее горячо любимую няню. Урусов не позволил ей остаться в доме, холодно приказав выйти во двор и смотреть на порку.
Отойдя на нужное расстояние, Андрей расправил кнут. Уже в следующий момент конец плети просвистел в воздухе и опустился на спину Агафьи. Груша судорожно сжала в руках концы цветного платка, накинутого на плечи. Сердце ее болезненно сжалось и заболело. Кнут вновь опустился на тело Агафьи. И девушка ощутила почти физическую боль любимой няни, которую всегда считала своей названой матерью.
Константин все время косился взглядом на Грушу. Поджав губы, он со злорадством наблюдал за ее мучениями, прекрасно осознавая, что чувствовала сейчас девушка. Наказание имело двойной смысл, и Урусов знал, что Груша отчетливо понимала это. Князь хотел показать девушке, что за дальнейшее неповиновение могут выпороть и ее.
После одиннадцатого удара Груша, никогда не подавшая в обморок, упала без чувств на землю. Татьяна, чувствуя свою вину за все произошедшее, бросила мрачный взор на бессознательную Грушу, которую тут же принялись поднимать дворовые, стоявшие рядом, и громко спросила брата:
— Может, достаточно?
Константин недовольно посмотрел на Грушу, которая едва пришла в себя и встала на ноги, удерживаемая от падения одним из дворецких, и громко приказал:
— Хватит, Андрей Прохорович!
Более не сказав ни слова, Урусов, окинув угрожающим взглядом Агафью, а затем и Грушу, быстро развернулся и медленно направился в сторону дворца. Княжна последовала за братом. Трофим Ефимович, дворецкий, придерживая Грушу за талию, отвел девушку в сторону и усадил ее на деревянную скамью. Она еще никак не могла прийти в себя, сильно кружилась голова. Девушка словно была не в себе и чувствовала, что вновь потеряет сознание.
Андрей, опустив хлыст, обернулся к дворовым людям.
— Расходитесь. Представление окончено, — объявил он холодно.
