Увлеченная своими гнетущими думами, Груша не услышала приближающиеся тяжелые, стремительные шаги. Елагин умело бесшумно подошел к ней по дорожке и, остановившись в шаге от Груши, уставился злым поглощающим взором на девушку с закрытыми глазами.
— Вы! — хриплый возглас Елагина раздался над нею. Груша вмиг распахнула глаза и удивленно посмотрела на его перекошенное невменяемое лицо, которое было в нескольких сантиметрах от нее. Молодой человек стоял, чуть склоняясь и угрожающе оперев одну руку о ствол дерева у ее головы. Судорожно сглотнув, Андрей глухо выдохнул. — Вы что же, позволили ему всё?! Всё?!
Груша нахмурилась. Устремив на него несчастный взор, она поняла, что нынче он приехал, и, естественно, злые языки немедля доложили о ее падении.
— Я должна отвечать на этот вопрос? — пролепетала Груша напряженно.
— Можете и не отвечать! — зло выпалил Андрей. — Я и так прекрасно все знаю! Вся усадьба только и гудит о том, что вы, как заправская кокотка, провели ночь в постели Урусова!
Груша взметнула руку для пощечины, но Елагин, тут же среагировав, схватил занесенное запястье девушки и не позволил этого.
— Ударить хочешь, девка блудливая?! — выплюнул молодой человек, и его лицо стало совсем невменяемым. Он сжал ее запястье так сильно, что у Груши от боли на глазах выступили слезы.
— Отпустите… — пролепетала девушка, пытаясь вырвать руку из его железной ладони и не на шутку опасаясь такого Андрея, с диким ненормальным взглядом. Еще никогда он не вел себя с ней так. Лишь однажды на кухне, когда также обзывал. Но теперь Груша задрожала от испуга, уже иступлено пытаясь вырвать руку, но он не опускал запястье. Она нервно выпалила: — Я пожалуюсь Константину Николаевичу!
— Ах, пожалуешься?! — выдохнул Елагин сквозь зубы. — Ты это что же, мне грозишь, негодная девка?! — Он наклонился почти вплотную к ее прелестному испуганному лицу и, вперив бешеный темный взор в ее огромные глаза, процедил: — Я ведь подожду, пока князь устанет от тебя и отошлет от себя подальше, уж тогда ты у меня будешь навоз за свиньями убирать! Клянусь!
Он резко отпустил ее руку и, развернувшись на каблуках, бросился по дорожке в направлении хозяйственных построек. Глазами, полными слез, потирая пальчиками место, которое болело от его жесткой хватки, Груша смотрела молодому человеку вслед и ощущала, что просто не выдержит более всего этого.
На следующий день Андрей проснулся с рассветом. Горестные думы долго не давали ему уснуть накануне. Едва открыв красные усталые глаза, он тут же вспомнил все, что случилось вчера, и глухо застонал, понимая, что Грушенька для него потеряна. И что в этот миг, наверное, она лежит в объятиях Урусова, и этот мерзкий избалованный князек наверняка обнимает ее юное прелестное тело, наслаждаясь ее упоительной близостью. А он, Елагин, видимо, осужден на жестокие муки и страдания, так как отныне его жизнь станет совершенно безрадостной.
Осознание того, что его любимая девочка, его сладкая фея, нежная красавица теперь отдана в усладу этому развратному холодному человеку, который никогда не любил женщин, не мог полюбить в силу своего эгоизма и тщеславия и лишь пользовался ими для удовлетворения своей безудержной похоти, привело существо Елагина в мрачное безумное волнение. Груша стала очередной невольной жертвой князя, и ее юная еще неопытная душа была в руках этого негодяя, который, естественно, никогда не женится на ней, ведь она крепостная девка.
Весь последний год у Елагина была сладостная мечта, упоительная тайна, Грушенька. Его единственное сокровище, которое он жаждал уберечь от всех невзгод и неистово любить. А Урусов, имеющий поголовное поклонение почти всех женщин, этот баловень жизни и бабник, явно не имел права забирать у него, Елагина, его единственную радость и смысл жизни, его светлую девочку, невинный цветочек.
Открыв глаза, Андрей, глядя в деревянный потолок, напряженно думал о том, отчего он так долго медлил? Он чего-то ждал, страдал и не решался рассказать Груше о своей любви, боясь испугать и обидеть ее своей страстью. А этот смазливый подлец, даже не спрашивая ее согласия, стремительно и нагло завладел ее девственным телом и сладостным вниманием.
Андрей вдруг вспомнил, что на Кавказе, где он прослужил более двух лет, молодые парни-горцы крали понравившуюся девицу и уже потом, когда та смирялась со своей участью и отдавалась похитителю, ехали к ее родителям и просили руки. Родители девушки, конечно, при таких обстоятельствах отдавали дочь без разговоров, и все кончалось в пользу местного решительного джигита-парня, который, пользуясь свой силой и волей, подчинял любимую девицу. Тогда Елагин считал этот обычай диким и жутковатым. Но теперь вдруг осознал, что, если бы тогда, еще в октябре, когда понял, что хочет жениться на Груше, он бы также украл ее, все бы, возможно, сложилось по-другому. В его голове блуждали странные мысли о том, что это вполне можно было бы осуществить и здесь, у них в губернии, даже несмотря на то, что здесь не было пустынных гор и тайных троп Кавказа, куда обычно увозили девиц джигиты. Он мог бы взять отпуск на месяц, который не использовал уже много лет. Снять у лесника заброшенный дом, который, как Андрей точно знал, находился в глухой чаще, в тридцати верстах отсюда, и отвезти девушку туда. Да, она бы сначала испугалась, возможно, даже упрямилась бы и плакала, но все равно он смог бы сломить ее сопротивление своим терпением, ласками и поцелуями. Ведь Елагин прекрасно знал, что близости Урусова Груша не переносила на дух, так говорила ему Агафья, но князю все же удалось завладеть девушкой, несмотря на ее сопротивление.
Так отчего же он, Елагин, не мог сделать ее своей? Да он не мог решиться открыто сказать Грушеньке о том, что любит ее и обожает. Но мог без слов показать девушке, что она будет принадлежать ему и станет его женой. И она бы непременно смирилась со своей участью, ведь Андрей прекрасно помнил, что она два раза отвечала на его поцелуи своими губами и обвивала руками его шею. Из этого он делал вывод, что также небезразличен девушке.
Но теперь изменить ничего было нельзя, сделал трагичный вывод молодой человек. Именно князь Урусов оказался хитрее, проворнее и наглее его. А он, глупый романтик и воздыхатель, все боясь обидеть Грушу своей пламенной любовью и сдерживая почти год свои страстные порывы, остался в дураках.
Андрей перевернулся набок. Не выдержав гнетущего напряжения, он зло саданул по постели кулаком. Ощущая, что этого недостаточно для успокоения терзаний сердца, он со всей силы ударил пару раз кулаком по беленой стене прямо перед его лицом. Почувствовав боль и убрав кулак, молодой человек увидел, что разбил руку в кровь. Ругаясь оттого, что кровь с его пальцев полилась на постель, он проворно вскочил со своей узкой кровати и, быстро подойдя к кувшину с водой, обмыл руку, видя, что кулак сильно разбит. Однако он отчетливо ощущал, что физическая боль ни на грамм не остудила душевной, которая терзала все его существо. Умывшись, Андрей заметил, что раны все еще кровоточат. Наскоро перевязав руку платком, он подошел к небольшому зеркалу, висевшему на стене. Собственное лицо с бородой, усами и взлохмаченными темно-русыми густыми вихрами показалась Елагину страшным по сравнению с красивым, утонченным лицом Урусова.