— Я говорю об Аграфене Сергеевне, — пояснил Безбородко и вульгарно облизнул пухлые губы. — Едва эта юная фея вам наскучит, дайте мне знать, я дам вам за нее хорошую цену…
— Пойдите вон, сударь! — крик Урусова раздался с такой силой, что едва не вылетели стекла.
Граф опешил и замолчал.
— Вы слышали? Прочь из моего дома! — процедил Константин уже тише.
— Но я хотел лишь заключить сделку, — начал граф. — Однако вижу, что вы не в духе, князь. Возможно, я зайду как-нибудь в другой раз.
— В другой раз я с удовольствием пристрелю вас, — прошипел Урусов и, увидев, как на лице Безбородко отразился испуг, угрожающе добавил: — Если вы еще раз заведете этот разговор. И более не смейте переступать порог моего дома!
Константин резко развернулся и вышел из кабинета, громко хлопнув дверью.
— Представляешь, этот мерзавец, хотел купить тебя! — вспомнил Константин немого позже в спальне, обнимая Грушу. Сон совсем выветрился из Урусова после разговора с Безбородко.
— И что в этом странного? — спросила Груша и, приподнявшись на локте, посмотрела на князя. — Я крепостная, а это как вещь, которую можно купить, продать, обменять.
— Почему ты так говоришь? — возмутился Константин и внимательно посмотрел на девушку.
— А разве вы, Константин Николаевич, со мной не так обращаетесь? — горько усмехнулась Груша и встала с кровати. Накинув брошенный на стул пеньюар, она подошла к трельяжу. Урусов, приподнявшись на локте, внимательно следил за каждым ее движением.
— Как ты можешь сравнивать меня с недалекими помещиками, которые унижают своих крепостных? — недовольно вымолвил Константин.
— Вы захотели меня и получили. И вас не интересовало мое мнение по этому поводу…
— Я ни разу не обидел тебя, — глухо вымолвил он.
— А моя няня? Вы, видимо, позабыли, Константин Николаевич, как наказывали ее на конюшне? А меня заставляли стоять голой в вашей спальне.
— Это было подло, согласен, — сказал, нахмурившись, Урусов. — Но за это я попросил у тебя прощения.
— А три месяца назад, насколько я помню, вы обещали мне вольную, а затем отступились от своих слов.
— Про вольную забудь, я тебе уже говорил, — заявил Константин и снова упал на подушку. Разговор начал принимать какой-то неприятный оборот, который совсем не нравился князю.
— Вот про это я и говорю, — заключила Груша, заколов светлый локон на макушке. — Я лишь вещь, с которой можно сделать все, что заблагорассудится господину.
— Прекрати! — гневно взорвался Урусов. Терпение его лопнуло, и он вскочил с постели. Накинув халат, он направился к двери. — Положительно, сегодня все хотят вывести меня из равновесия.
Звук захлопнувшейся за князем двери заставил Грушу задуматься — а не пора ли все это закончить? Сколько можно жить этой грязной, развратной жизнью. С некоторых пор в ее голову стала закрадываться мысль о том, что князь, возможно, еще не скоро отпустит ее от себя. И вся эта порочная связь вообще не должна была случиться.
Часть четвертая. Суженая
Придет весна, закончатся дожди
Потом наступит лето
И я приду, ты главное дождись
Не забывай об этом
Ты кажешься мне солнцем
Ты кажешься мне ветром
Но нет ответа…
Слова А. Брянцева
Глава I. Признание
Агафья, еще издалека завидев открытую коляску, бойко засеменила к выходу. Выскочив на высокое крыльцо, она с радостью смотрела на подъезжающий экипаж. Фома остановил лошадей и, быстро спрыгнув на землю, открыл лаковую черную дверцу с золотым вензелем в форме буквы У. Константин вальяжно вылез из кареты и, подав руку Груше, помог ей спуститься с подножки. Агафья проворно сошла с высоких ступенек парадного крыльца и приблизилась к молодым людям.
— Здравствуйте, Константин Николаевич, — обратилась она к князю, поклонившись. — Грунюшка, — воскликнула Агафья и обняла девушку.
— Как ты, нянюшка? — спросила та.
— Пойду, узнаю у Андрея Прохоровича, как дела в усадьбе, — заметил Константин, поняв, что надо оставить женщин наедине.
Агафья уединилась с Грушей в малиновой гостиной. Едва они остались одни, няня по-матерински расцеловала девушку и сказала:
— Как долго вы в Москве были, доченька.
— Более месяца, — ответила Груша, усаживаясь на светлый ореховый стул. Агафья опустилась напротив нее на небольшой диванчик. — Нянюшка, все так ужасно!
В следующие четверть часа Груша поведала Агафье обо всех своих переживаниях и злоключениях.
— Не зря сердце мое все время ныло, — ответила Агафья. — Как чувствовала, что плохо тебе!
— Не отступается князь от меня, я уже все перепробовала. Порой мне кажется, что эта мука никогда не кончится, — прошептала горестно Груша. — Расскажи мне лучше про Андрея Прохоровича, как он?
— Да как сказать, плохо…
— Отчего же? — напряженно спросила Груша.
— Как вы ухали с князем в Москву, неделю уж больно злющий ходил да смурной. А потом запил, да так, что почти две недели не просыхал.
— Печально, — произнесла тихо девушка.
— И не говори, деточка. А на той неделе он вообще упился вусмерть, да Прошку едва не пришиб.
— Как? — опешила Груша.
— Да так. Набросился на нее с кулаками. Если бы мужики не остановили, он бы ее точно поколотил.
— Я не верю, что Андрей Прохорович мог такое сотворить…
— Еще как смог, Грунечка. Водка, она людей в чудовищ превращает.
— И за что же он так Прошу? — спросила обеспокоено Груша.
— Кто ж знает? Однако после того раза уже вторую неделю трезвый ходит, вроде даже делами заниматься стал.
— Ох, страх-то какой тут у вас.
— И впрямь, деточка. Федор-то один с мужиками оранжерею доделывал. А теперь вроде Андрей Прохорович во вменяемом состоянии, так и отпустил Федора отдохнуть на недельку. А сам все с пирсом возится, больше не пьет, мужики без его присмотра все не так делают. На той неделе плохо забили колья в землю, так их на следующий день смыло рекой.
— А сам он как? — спросила Груша, ловя каждое слово Агафьи.
— Ну как, смурной ходит, всем недоволен. Раньше хоть иногда улыбался, а сейчас почти ни с кем даже словом не перемолвится. Все молчит да смотрит зло.
— Увидеть бы его хоть глазком, — прошептала Груша. — Я надеялась, он приедет на коляске за нами в Москву, а он одного Фому послал.
— Как же, Груня, — пожурила ее Агафья. — Думаешь, приятно ему видеть тебя с Константином Николаевичем-то?
