Груша отчетливо осознала, что завтра надо непременно встретиться с Елагиным. Она уже придумала, как остаться одной хотя бы на два часа, чтобы у нее было время съездить верхом до реки. Она решила уйти в оранжерею, ибо это было единственное место, где Урусов оставлял ее одну надолго, и именно оттуда девушка намеревалась тайком пройти в конюшню. До нужного места у реки было около получаса верхом, и у нее еще оставалось почти полчаса на то, чтобы обо всем поговорить с Андреем.
Тяжко вздыхая, Груша разделась, умылась и, надев ночную рубашку, а на распущенные волосы белый чепец, легла в постель. Упоительные и трагичные события последних дней уже достаточно измотали ей нервы, и она, едва опустив голову на постель, уснула, думая о том, что Андрей был во всем прав. И что она, не послушав его, теперь оказалась в этой трагичной, напряженной ситуации и должна была играть с Константином в непростую неприятную игру, делая вид, что все хорошо, и не показывать князю, как ей неприятно его общество.
Дверь с такой силой ударилась о стену, что с потолка посыпалась штукатурка. В тихую, покрытую ночным мраком спальню ворвался Урусов с перекошенным от ярости лицом и безумно сверкающими глазами. Груша испуганно села на постели. Константин уже подлетел к кровати и набросился на девушку.
— Значит, я не достоин этой царственной постели, а этот презренный Елагин милости просим?! — взревел князь. Грубо вытащив девушку из-под одеяла, он опрокинул Грушу на кровать и, наклонившись над ней, яростно схватил ладонью за горло, припечатав к постели.
— Что случилось? — пролепетала испуганно она спросонья, схватившись за его неумолимую, жесткую руку, которая нещадно давила горло. Она смотрела на князя дикими непонимающими глазами, видя над собой перекошенное от злости лицо.
— Сейчас ты мне все расскажешь о своих шашнях, девка! — прохрипел Урусов, словно раненый зверь. В его ушах до сих пор звучали слова Проши о том, что два дня назад Елагин ночью выходил из его спальни. Груша попыталась вырваться из-под железной руки, захрипев.
— Я не понимаю, — прошептала сдавленно она. Урусов, видя, что девушка задыхается, немного ослабил хватку. Она попыталась оттолкнуть его. Но он склонился сильнее и схватил Грушу руками за плечи, не дав ей вырваться, и прохрипел прямо в лицо:
— Не понимаешь? Рассказывай о своем блуде с управляющим!
— Боже, — пролепетала Груша, затравлено посмотрев на князя, который угрожающе возвышался над ней.
— Говори! — уже заорал Урусов в исступлении. Он принялся дико трясти ее, сжимая хрупкие плечи своими жесткими сильными руками. Груша лишь мотала в ужасе головой и испуганно смотрела в его темные невменяемые глаза. — Ты будешь говорить, мерзкая девка?! Или нет?! — голос сорвался на фальцет, и он резко отпустил ее плечи. Почти не контролируя себя, он уже в бешенстве замахнулся на девушку, подняв руку над ее лицом.
И тут из глаз Груши покатились горькие слезы. Увидев, что девушка смертельно бледна и напугана, Урусов резко отпустил занесенную руку и чуть отодвинулся, пытаясь отдышаться и успокоиться. Константин отчетливо понял, что еле контролирует себя, и, если не возьмет себя в руки, может причинить вред девушке. Он замер в угрожающей позе у кровати, сжимая кулаки. Груша села на постели, потирая горящее горло, которое еще минуту назад неумолимо сжимала его рука. Девушка старалась не смотреть на Урусова и, опустив голову, лихорадочно думала, что делать и говорить. Она не могла понять, откуда он все узнал, но отчетливо понимала, что надо как-то успокоить разъяренного князя.
— Как ты могла так поступить со мной? — в отчаянии прохрипел Константин, почти ничего не соображая от обуявшей его дикой ревности.
— Это все ложь, — сказала тихо она.
— Врешь! Прасковья видела, как он выходил из этой спальни ночью! И Фома рассказал, что вчера ни его, ни тебя не было в усадьбе три часа! И что вернулись вы вместе верхом в одно и то же время, но разными дорогами! Что, все ложь, по-твоему?! — пророкотал Урусов обвинительно, опять придвигаясь к ней. — Я не дурак! И мне все ясно!
— Боже…
— И к себе не подпускаешь меня весь день! И я чувствую, что из-за этого окаянного Елагина! Так ведь?
— Я не хотела вас расстраивать, — пролепетала Груша и попыталась отодвинуться от него, переместившись на середину кровати.
— Расстраивать? — процедил Константин и, кинувшись к ней, вновь схватил девушку за плечи и начал дико трясти. Чепец уже давно слетел с ее головы, и светлый поток густых волос взметывался от его резких движений. — Я требую, чтобы ты сказала правду! Правду говори, гадкая девка! Иначе! — уже с угрозой процедил он. По щекам Груши вновь потекли слезы. Видя, как она плачет, Урусов немного остыл и ослабил нажим на ее хрупкие плечи. Безумным взором вперился в ее прекрасное любимое лицо и неистово выпалил: — Я же люблю тебя! Люблю всем сердцем! А ты?! Как же все эти твои любовные признания? Или ты совсем не любишь меня?
Груша несчастно поджала губы и отрицательно помотала головой.
— Что? — процедил Урусов, смертельно бледнея, и отпустил ее плечи.
— Я всегда любила только Андрея, — произнесла она горькую правду. Груша решила, что раз князь и так все знает, возможно, он после того, как немного остынет, поймет, что не сможет удержать ее подле себя, и не станет настаивать на замужестве, раз она любит другого.
— Что ты такое говоришь? — переспросил, замирая от ужаса, Константин. Он боялся даже подумать о том, что это может отказаться правдой.
— Мы с Андреем любим друг друга, — прошептала Груша тихо, несчастно смотря на князя.
— А меня? Меня ты разве не любишь? — выдохнул он в сердцах, и его взор стал ненормальным.
— Нет, — прошептала, всхлипнув, Груша.
— Зачем же тогда ты мне говорила…
— Агафья посоветовала мне сказать, что я люблю вас, чтобы вы скорее остыли ко мне, — горестно продолжала она, и из ее глаз вновь полились слезы. — Простите, я не хотела делать вам больно. Но я не люблю вас совсем.
— Больно? — Урусов отшатнулся от нее, чувствуя, что сердце болезненно сжалось от ее страшных слов. — Я… я… — он не мог выразить в словах той боли, которую испытывал сейчас.
— Я всегда любила только Андрея, — повторила она как некое заклинание.
— Ах, вот, значит, как?! — злобно прошипел Урусов и смертельно побледнел. Несколько минут он стоял, не шелохнувшись, и лишь его лицо принимало все более жесткое выражение. Затем он злобно оскалился, словно зверь и окинул дрожащую девушку безумным взглядом. Он быстро подошел к секретеру и достал ключ. После чего направился к угловому шкафу, где лежало оружие. Стремительно распахнув дверцу, Константин достал оттуда пистолет. Умелым движением проверив патроны, Урусов сжал оружие в ладони. Уже через секунду он обернулся к бледной девушке, так и сидящей на постели, которая, поджав к груди ноги, как-то несчастно смотрела на него. Как приговор, он произнес могильным голосом: — Я думаю, твоему любовнику пора отправиться на тот свет…
