— Ну какие же бездельники! — горячо воскликнул Менатеру, услышав лишь последнее слово. — Ты, Мило, столько хворосту собрал за пол-оборота, что на всю ночь хватит. Да и всю дорогу песнями нас развлекал — и не заметили, как время пролетело. Давай-ка сюда свою миску, Лале… Смотри, не обожгись, милая — похлебка только-только с огня.
— Благодарю… Говорите, всю дорогу развлекал? Значит, теперь моя очередь, — улыбнулась я, принимая полную миску. Сказать по правде, рыбные блюда мне не особенно нравились, но эта густая, ароматная похлебка была на вид столь восхитительна, что в животе заурчало. — Знаю я пару презанятных историй, которые с удовольствием поведаю вам за кружкой травяного настоя…
И тут в моей непутевой голове родилась превосходная идея. Подмигнув Мило — мол, учись, мальчик, — я добавила, словно невзначай:
— Но хлеб сказителя — это легенды и мифы. В южных краях мне прежде бывать не приходилось, в отличие от моего спутника, и поэтому буду счастлива, если услышу какую-нибудь историю о старинных временах в обмен на свой рассказ.
— Справедливо! — согласился купец. Вдалеке от города, от соперников, готовых каждое неосторожное слово повернуть против собрата по торговле, Менатеру оживился, даже помолодел. В свете костра в темно-русых волосах седина стала почти незаметной, карие глаза заблестели, и даже фигура не казалась уже такой полной, обрюзгшей, будто всего за день пути дородный купец похудел. — Но сначала — воздадим должное похлебке, что приготовила моя добрая жена Сара!
— Благодарность ей! — с готовностью подхватила я и встрепенулась: — Постойте, а где возница, уважаемый Сазо?
— Спит в телеге, — успокоил меня торговец. — Ему костер сторожить первому, вот и отдыхает. Не беспокойся, милая Лале, отведай лучше похлебки.
— С удовольствием последую вашему совету.
Первую ложку мужчина по обычаю выплеснул в костер. По моему мнению, пустая трата припасов, да и запах от горелой рыбы и моркови не слишком приятный, но бывалые путешественники считают, что таким нехитрым способом можно умилостивить духов дороги. Словно выказываешь уважение: мол, спервоначала вы откушайте, а потом уж и я остаточки приберу. И что с того, что «остаточков» — полный котелок?
А похлебка и вправду оказалась чудесная. Не знаю, в голоде было дело или в искусстве госпожи Сары, но вкусней этого незамысловатого кушанья мне давно не случалось пробовать. Я умяла целых две порции под изумленным взглядом Мило. Удивлялся ученик вполне закономерно: последние дни ему приходилось не по одному обороту уговаривать меня попробовать хотя бы кусочек. А здесь — мало, что съела все без капризов, так еще и добавки попросила. Когда я с удовольствием облизнула ложку, наслаждаясь последними каплями, Авантюрин посмотрел на меня почти с умилением, как добрая мать на непослушного, но любимого ребенка.
Тем временем забулькал котелок с водой. Сара взяла на себя обязанности радушной хозяйки и разлила по чашкам кипяток, заваривая смесь душистых трав и сушеных ягод. Мило осторожно вручил мне напиток, а потом подмигнул и, словно заправский фокусник, вытащил из сумы два мятых пирожка с фруктовой начинкой. Я чуть не прослезилась от радости — так обрадовалась сладкому. Думала, что до самого города терпеть придется. Ах, какой же замечательный, заботливый у меня ученик!
— А теперь — прошу, поведай нам какую-нибудь любопытную историю, сказительница, — разомлевший от вкусной еды купец щурился, словно кот. — Али передумала?
— Ни в коем случае, — задорно улыбнулась я. — Напротив, есть у меня легенда в запасе, которая непременно вам понравится.
— О любви? — впервые подав голос, тихонько спросила Сара. Светлые ее волосы выбились из-под платка, завиваясь крупными кольцами.
— О любви, любезная Сара, — я легко согласилась.
— Жаль, — огорчился купец. — Мне хотелось бы услышать историю о сражениях.
Вот ведь… мужчина! И пузо у него от эля отросло, и плешь пробивается, а он все туда же — желает сказок о битвах! Что ж, хочет — так получит.
Я смешно округлила глаза, взмахивая руками:
— Но позвольте, сударь, эта легенда — и о сражениях тоже.
— О сражениях и о любви? — удивился господин Менатеру. — Разве такое может быть?
— Может, — уверенно кивнула я, а Мило фыркнул, срывая тонкую травинку и прихватывая ее губами. Он понял, что за история сейчас прозвучит. Еще бы, ведь эта легенда была первой среди тех, что я рассказывала ему. — И даже больше… Она о том, как битвы и предательства породили самое прекрасное чувство — любовь.
Каре-Ток вздрогнула, словно очнувшись от сна, и посмотрела на меня светлыми, удивительно ясными для столь преклонных лет глазами, сияющими на обветренном, загорелом лице, как звезды.
— Стало быть, история-то с моралью? — прошамкала она. — Добро. Много мне довелось историй переслушать, да разумных среди них — и пары не наберется.
— Эта — как раз из таких, — уверила я старую женщину, мечтательно улыбаясь. — А началось все четыре столетия назад, в Доме Зверей, когда возжелал власти молодой и жестокий царевич Каор Черный Змей…
…Дом охватила война. Сражались все со всеми — верные прежнему правителю с вассалами нового, бедные — с богатыми, крестьяне и простой люд — со знатью. Никто не оставался в стороне, но каждый выбирал путь по себе: клан Лисиц хитрил. Заячий — путал следы. Вороны добивались победы обманом. Куницы били исподтишка. Медведи — те дрались против всех, смело, открыто и безрассудно.
И только мудрый Волчий клан не стал проливать кровь, укрывшись от битвы в дремучих лесах.
Десять лет длилась смута. Дом лежал в руинах. Поля зарастали сорняками, горели терема и целые деревни, мор вздымал крылья там, где люди не успевали хоронить убитых. Но Каор не отступал ни перед чем, огнем и мечом прокладывая путь к трону, и однажды, в день, когда само солнце умылось кровью, подчинил себе последних непокорных.
Медленно поднималась страна из пепла. Гарь зарастала зеленой травой, отстраивались разрушенные усадьбы, отступали болезни. А Черный Змей, теперь уже законный государь, а не бунтовщик, правил твердою рукой, щедро оделяя сторонников и жестоко преследуя непокорных. И в недобрый час вспомнил он о Волках, так и не присягнувших новому правителю. Долго искать мятежный клан не пришлось — всего через месяц возвратились гонцы из лесов с ответом: «Нет над нами государя, а только лишь высокое небо. Не можем мы обещать верной службы тому, кто в крови утопил землю».
Еще трижды направлял Каор посланников к Волкам, но ни один не добился клятвы. Последнего так и вовсе за частокол не пустили — осыпали насмешками да велели убираться восвояси. Не стерпел Черный Змей такой строптивости. Вызвал самого страшного своего слугу, чьего имени никто не знал, а звали его просто Охотником, и повелел ему силой или хитростью, но вырезать всех Волков до последнего.
«Никого не жалей, — приказал Каор. — Старик или ребенок, мужчина или женщина — все должны умереть лютой смертью».
