— Не оставляй меня, Мило… никогда не оставляй… пожалуйста, пожалуйста… Мило…
— Лале… — его руки осторожно, а потом все смелее обняли меня за плечи, погладили по спине. — Не бойтесь. Куда я без вас…
Мило осторожно отстранил меня. Я подчинилась, чувствуя себя совершенно потерянной.
— Лале… — выдохнул он… и наклонился к моим губам.
Просто прикосновение. Чуть теплое, соленое… И слишком короткое.
— Простите меня, госпожа… Больше я не позволю нас разлучать…
Мне хотелось сказать Мило, что он ни в чем не виноват, а только я, что он мне нужен, что без него я задохнусь, сойду с ума, погибну… Но вместо этого я тихо шепнула:
— Спасибо.
И, кажется, ему было этого достаточно.
Глава двадцатая, в которой Лале рассказывает Ее величеству неприятную новость и встречает того, кого уж не чаяла увидеть
Все возвращалось на круги своя.
Больше не нужно было вскакивать на рассвете и трястись по пыльной дороге на разбитой телеге, тосковать утром по ароматному чайному напитку и Шалависиным сладостям, затягивать волосы в глупый узел на затылке… О, нет! Нынче я, как в прежние времена, провалялась в постели до самого полудня, щурясь на ласковое солнце за окном. Потом, разве что не мурлыча от удовольствия, потянулась за колокольчиком и затрезвонила, дозываясь Мило. Мальчишка явился сию же секунду, удерживая в одной руке поднос с завтраком, а в другой — стопку одежды и чайник с настоем.
— С пробуждением, госпожа Опал, — церемонно поклонился он, оставив мой наряд на кресле. — Только сегодня и только для вас — восхитительный имбирный чай, горячий деликатесный паштет, поджаренный хлеб и — обратите внимание! — наивоздушнейшие слоеные пирожные с клубникой. Прошу, наслаждайтесь!
Мило присел на кровать, пристраивая поднос на своих коленях, и, словно фокусник, вытащил из рукава белую льняную салфетку. Я заправила ее за воротник ночной рубашки и блаженно зажмурилась. Как хорошо было дома, в чистоте, уюте и цивилизации! Если б не это смутное ощущение фальши…
— В чем дело, госпожа Лале? — весело поинтересовался Мило, глядя, как я вздыхаю, замерев с чашкой в руке. — Или имбирь вам разонравился?
Я опомнилась и поднесла чашку к губам, делая большой глоток. Приятный вкус — свежий, немного терпкий, с кислинкой.
— Ах, нет, Мило, напиток чудесен — твои поварские навыки выше всяких похвал. Просто подумалось вдруг, что впервые за месяц я просыпаюсь в удобной кровати, а не на каком-нибудь столярном недоразумении или, что еще хуже, на перине на полу, как у горцев. И почему-то это кажется мне… скучным?
Мило задорно рассмеялся.
— Госпожа, неужели вы подхватили на дорогах опаснейшую болезнь — тягу к путешествиям?
— Беспечный ветер дальних странствий!
Меня навеки ты сгубил,
Я без руля и без ветрил
Скитаюсь по морям ненастным.
От ненадежных волн соленых
Я устремляю взор к пескам,
И дальше — к пикам острых скал,
Несусь, как будто окрыленный,
И кажется, что в мире целом
Простора может не хватить,
Чтоб смог я жажду утолить
Свободы и скитаний смелых!
— торжественно продекламировала я нараспев и рассмеялась следом за Мило: — Нет, мальчик мой, до подобных крайностей еще далеко… Просто сейчас я чувствую себя легкой-легкой, словно перышко. Так, будто незримые нити, что привязывают меня к дворцу и этому миру, — я обвела спальню рукой, подразумевая роскошь и изысканность обстановки, — вытянулись и истончились. И теперь любой порыв ветра может подхватить меня и унести прочь… А если придет буря — нити и вовсе порвутся, и поминай как звали.
Мило бережно вынул из моих расслабленных рук опустевшую чашку и наполнил ее вновь.
— Но это ведь хорошо, правда, госпожа? Отступит опасность, перестанет грозить королевству Прилив — и отправимся в путешествие. Есть еще столько мест, где мы не бывали! И горы на востоке, и прекрасные леса Дома Охоты, и далекие морские острова…
— Ну, полно, милый, — усмехнулась я. — Размечтался… Сначала с делом разберемся, а на столь далекие времена загадывать еще рано. Мне нужно пока пережить гнев Ее величества, а уж потом…
Мальчишка презабавно выгнул брови дугой:
— А разве прекрасная и великодушная наша королева изволит гневаться?
Я лишь вздохнула. Простой завтрак показался мне вдруг ужасно вкусным, словно он мог оказаться последним в моей жизни.
— Нет, но наверняка Ее величество будет не очень рада вестям, что мы принесем.
— Никто не обрадуется, если узнает, что его обманывают, — покачал головой ученик.
— Возможно обманывают, Мило, — наставительно подняла я палец вверх. — Возможно. Не забывай, что пока это лишь наши домыслы. Все может еще оказаться преглупым совпадением или кознями Дома Осени. Не доверяю я Амиро, что бы он не говорил о моем учителе. Ох, нелегко нам придется…
Я представила себе, что устроит Ее величество гонцам, принесшим дурную весть, и содрогнулась. Ну уж нет, один раз Мило по моей беспечности пострадал, второй раз этого не случится.
— Послушай, дорогой, — я поймала взгляд ученика. — А не хочешь ли ты прогуляться до поместья Опал? Ручаюсь, за месяц нашего отсутствия там скопилось немало дел.
Мило сощурился:
— Поместье иногда пустует годами, оставленное на попечение слуг и управляющего. И если уж мы навещаем его, то непременно вместе. Неужели вы хотите отослать меня из дворца, госпожа?
— А что, если так? — это прозвучало с вызовом, будто я оправдывалась перед собственным учеником. Ох, дожили!
— Я не поеду, — непреклонно заявил Авантюрин, упрямо поджимая губы. — И не надейтесь.
Возражает? Спорит? Да, мальчик вырос за этот месяц. Изменился. И моя уверенность в том, что Мило надо переждать пару деньков в поместье укрепилась. Если он с таким же жаром бросится доказывать что-то Ее величеству… У Тирле с ослушниками разговор короткий: «Отрубить ему голову», и вся недолга.
Но и просто приказать моему мальчику после всего, что мы пережили вместе, после того, как он спас меня от дамы Архив и отыскал в туманной лощине Дома Дорог, я не смогла бы.
— Мило… — я опустила ресницы, словно сомневаясь. — Поверь, мне ужасно не хочется расставаться с тобою. Ты — величайшая драгоценность и единственная отрада моей жизни… Но меня ждут дела расклада, и…
И тут Авантюрин совершил невероятное — мягко обхватил мое лицо ладонями, касаясь большим пальцем губ — и этим нежным прикосновением словно запечатывая их… Ласково запрокинул голову, заставляя смотреть ему в глаза:
— Госпожа… нет — Лале. Я знаю вас почти два десятка лет и научился распознавать вашу ложь даже до того, как она покинет уста. И блеск, который появляется в глазах, и слишком расслабленное лицо… — он говорил тихо, улыбаясь, но мне почему-то становилось не по себе от его внимательного, темного взгляда. О, да, Мило изрядно повзрослел — возможно, даже сильней, чем я могу себе представить. — Я не буду спорить и уеду, но только пообещайте мне сначала, что не станете совершать необдуманных поступков.
