Довольная женщина, которой на вид было около сорока лет, медленно проследовала нетвердой от выпитого вина походкой к повозке с наваленными на нее трупами. В основном здесь были мужчины, но сбоку, ближе всего к ней, лежало неподвижное тело стройной женщины в дорогом синем платье. Шанита оценила цепким взором богатый наряд незнакомки и ликующе проворчала, довольная тем, что всего за монету сможет получить такое шикарное платье для себя или продать его кому-нибудь из табора. Мертвая женщина была довольно изящной, и Шанита, пройдясь по телу взглядом, отметила, что ее руки очень тонки и юны.
Наклонившись, цыганка увидела, что мертвая еще совсем девочка. Она быстро перевела взор на платье и начала осматривать его. Через секунду Шанита вновь посмотрела на лицо девушки и застыла. Синие, бездонные, полные боли глаза были открыты, и вдруг с губ умершей сорвалось:
— Матушка, помогите мне…
Цыганка невольно шарахнулась от испуга, тут же протрезвев. Шанита уставилась ошарашенным взором на окровавленную девушку. Лоб и щеки ее были в грязи, а волосы спутаны, но ее облик, невинное, юное и невероятно родное лицо словно каленым железом врезалось в заледеневшее сердце Шаниты. Девушка была невероятно похожа на ее умершую дочь, только была чуть постарше. Темные, почти черные волосы, бледная кожа, темные ресницы, полноватые губы, все это было так похоже на черты ее покойной Гили, которая скончалась от чумы десять лет назад. Лишь глаза девушки имели синий оттенок, в отличие от карих очей ее умершей дочери. Шанита прижила Гили от одного офицера царской армии и очень любила ее. Но потом Боги забрали, ее и последние десять лет Шанита, желая заглушить душевную боль от потери любимой дочери, беспробудно пила. И теперь, смотря в нежное, родное лицо девушки цыганка ощутила, что Господь смилостивился над нею и вновь послал ей с того света родное дитя, которое теперь, окровавленное лежало перед ней. Ее худенькое тело с лицом, лишенным всех красок, было так юно и беспомощно.
Решение — дикое, сильное, дерзкое — было принято Шанитой стремительно. Быстрым взором она огляделась по сторонам и заметила, что солдаты не обращают на нее внимания и вообще отошли к дальним кустам. В следующий миг цыганка наклонилась над девушкой и отметила, что с губ раненой срываются болезненные хрипы и тихие, чуть слышные стоны. Положив на лоб девушки худую руку, Шанита наклонилась над нею и прошептала:
— Закрой глазки, доченька, я помогу тебе.
Та послушно смежила веки и словно впала в забытье.
Шанита выпрямилась и проворно развязала свой плащ. Быстро сняв со своих плеч широкий платок, она просунула его под худенькое тело девушки. Притиснувшись к телу раненой, цыганка связала концы платка на своей груди, перекинув их через плечи. Озираясь в сторону солдат, которые стояли к ней спиной, Шанита проворно выпрямилась, и девушка оказалась привязанной к ее спине. Цыганка была высокого роста, оттого ступни раненой доставали лишь до голеней Шаниты. Цыганка стремительно накинула сверху широкий плащ, поднимая столь неожиданно и чудесно доставшуюся ей ношу.
Чуть склонившись под тяжестью и ощущая, что девушка невероятно легка, Шанита, озираясь на солдат, которые курили трубки и о чем-то говорили, едва ли не бегом устремилась к ближайшему пролеску, который начинался у края дороги. Цыганка долго шла в сторону их лагеря, с опаской оглядываясь и вот-вот ожидая погони. Но ей повезло, и никто не заметил пропажу одного из мертвых тел, и погони не было. Уже через полчаса, тяжело дыша от долгой дороги и веса девушки, которая хоть и была легка, но все же недостаточно для худощавой Шаниты, цыганка добралась до своей кибитки. Здесь ее окликнул их вожак, но женщина проигнорировав его вопрос, без промедления взобралась в свою кибитку и только здесь, скинув плащ, опустила девушку на пол…
Глава VI. Цыганка
Окрестности Петербурга, цыганский табор,
1790 год, Май, 16
Уже третьи сутки Машенька бредила и почти не приходила в себя. Рана на ее бедре ныла и постоянно кровоточила. Шанита все эти дни не отходила от девушки, отпаивая ее настоями из трав и обтирая лицо и руки прохладной водой. Жар у девушки никак не спадал, и она лишь иногда приходила в себя. Еще в первый же вечер цыганка, раздев девушку, осмотрела ее раны на бедре и под грудью. Пришлось звать цыганского знахаря, деда Рабина, который, промыв раны, заявил, что пуля в бедре девушки прошла навылет, оттого следует только поливать рану крепким вином и делать повязку с заживляющими мазями на травах. Под грудью рана была невелика — небольшая царапина. Шанита делала все, как велел знахарь, и постоянно была рядом с больной. К вечеру четвертого дня Машенька пришла в себя и, открыв глаза, непонимающим взором посмотрела на приятное смуглое лицо цыганки.
— Где я? — пролепетала больная, осматривая стены из окрашенной парусины убогой и небольшой кибитки, внутри которой лежала. Шанита улыбнулась и ласково сказала:
— Наконец-то ты пришла в себя, дочка. Я так боялась, что помрешь. Не бойся, ты у меня.
— Вы спасли меня?
— Да. Солдаты хотели тебя похоронить. Они думали, что ты мертва.
— Наверное, — вымолвила Маша и попыталась было приподняться, но руки ее подломились от слабости, и она вновь упала на большую цветную подушку.
— Лежи, дочка, ты же очень больна, — заботливо произнесла Шанита и поправила одеяло, которым укрывала Машу.
— Благодарю вас, — тихо произнесла девушка и, сглотнув горечь в горле, попросила: — Могу я немного побыть у вас? А то мне что-то совсем плохо…
— Конечно оставайся, доченька, — кивнула Шанита, сев ближе к девушке и поджав под себя скрещенные ноги, цыганка погладила Машу по распущенным чуть влажным от пота темным волосам и произнесла: — Я как увидела тебя, так сразу поняла, что ты мне как родная. — И, видя недоуменный взгляд девушки, добавила: — Похожа ты очень на мою дочь, покойную Гили. Она тоже такая же красивая была, да худенькая. Только не уберегла я ее, а тебя мне, видимо, Господь послал, чтобы ты со мной была и горькую старость мою утешила. Живи, сколько хочешь, я не гоню тебя.
— Спасибо вам, матушка, — поблагодарила Маша и испуганно добавила: — Могу я вас так называть?
— Если будешь называть так, мне только приятно. Как тебя зовут?
Девушка напряглась и тихо вымолвила:
— Могу я не говорить этого?
— Как хочешь, дочка, — кивнула Шанита. — Тогда я буду звать тебя Рада. Оттого, что ты радость мне своим появлением принесла. Может, ты есть хочешь?
— Нет. Пить только, — попросила Маша, вновь пытаясь привстать на локтях. Это у нее получилось, и Шанита, кивнув, поднесла к ее губам оловянную кружку с темным лечебным чаем. Девушка попила и поблагодарила цыганку. Заметив, что под одеялом она обнажена, Маша тихо спросила:
— А мое платье?
— Не переживай, я его постирала. Оно сейчас сушится.
— Сушится? Но… — замялась девушка, вспомнив про древний кулон матери, вшитый в лиф. Она испугалась того, что, возможно, цыганка нашла его.
