Но она не отчаивалась и надеялась, что ей быстро удастся найти какую-нибудь работу. Затем бродя по улицам Москвы в течение трех суток, девушка стучалась в двери богатых домов, лавок и трактиров и просила дать ей хотя бы какую-то работу. Однако, видя ее малыша, прелесть и юность девушки, а также узнав, что у них не было документов, ей везде отказывали от места. Тот единственный серебряный рубль они с сыном давно проели и теперь полуголодные бродили по замерзшим, покрытым талым снегом улицам в поисках приюта.
В тот вечер на исходе четвертых суток скитаний по городу, девушка случайно оказалась в знакомом месте. По этой улице когда-то еще девочкой Маша гуляла со своими родителями. Удерживая твердой рукой сына на бедре, как носили детей цыганки, и с небольшой котомкой за спиной, она невольно пошла по знакомой дороге и уже через четверть часа приблизилась к кондитерской. Здесь, у господина Буланже, когда-то с сестрой Лизой они хитростью взяли пирожные, в эту лавку любила ходить ее матушка.
На улице в тот день было морозно, и пронизывающий ветер срывал с головы девушки тонкий капюшон плаща. Одной рукой Машенька придерживала ткань на голове, а второй крепко держала сына, который, замерзший в своем осеннем плаще, жался к матери и тихо вздыхал, терпеливо перенося все невзгоды. Своим единственным теплым цыганским платком Маша укутала головку сына и повязала концы на спине Андрея, тем самым пытаясь оградить его от жестокой погоды. С самого рождения Андрюша был удивительным мальчуганом. Он мало плакал, никогда не закатывал истерик матери, всегда ел то, что она давала, и никогда не капризничал.
Едва Маша приблизилась с малышом к кондитерской, сразу же почувствовала аромат свежеиспеченных булок. Голодные, замерзшие и несчастные, они с сыном невольно подошли к большим окнам лавки кондитера и устремили взоры внутрь теплого помещения. Машенька помнила, что господин Буланже раньше был очень добрым и часто раздавал милостыню и хлеб нищим. Потому, вспомнив о его мягкосердечии, она решилась попросить кусок хлеба. Однако она долго не решалась войти внутрь, отмечая, как в кондитерскую лавку входят и выходят богатые господа, хорошо одетые слуги из богатых домов и мещане. Маша с сыном стояли чуть сбоку у входа и опасались, что их прогонят. В какой-то момент Андрюша поднял на мать лицо и тихо пролепетал:
— Мама, а сегодня мы будем кушать?
Эта фраза сына, произнесенная по-детски умоляющим, просящим тоном, резанула по сердцу Машеньки, и она, решившись, вошла внутрь кондитерской. В этот момент в лавке не было посетителей, а старик-кондитер хлопотал у прилавка, раскладывая свежеиспеченные булочки. Он невольно оглянулся на открывшуюся дверь и строгим взором оглядел вошедшую девушку с дитем на руках. Машенька поздоровалась и тихо попросила:
— Господин, у вас не найдется куска хлеба для меня и моего сынишки. Мы два дня ничего не ели.
— Хлеба? — поднял брови Буланже и, быстро поставив тарелку с пирожками в витрину, вытер руки о белый передник.
— Да. Можно несвежего, если вам не жалко.
Еще раз оглядев с ног до головы замершую девушку, кондитер на ломаном русском велел:
— Ну-ка, барышня, пройдите сюда. — Он указал рукой на небольшой закуток в лавке, где стоял стул, и добавил: — Погрейтесь, здесь печка рядом. А я пока посмотрю, чем накормить вас.
— О, благодарю вас! — воскликнула девушка, печально улыбнувшись, и проследовала на предложенный ей стул у теплой печки. В этот момент в лавку вошел богатый господин, и Буланже отвлекся на него. Она терпеливо ждала, видя, как кондитер по-быстрому обслуживает клиента, то и дело, кидая взоры в ее сторону. Когда господин ушел, Буланже положил на тарелку несколько пирожков с мясом и вынес их Маше. Взяв из его рук ароматную выпечку, Машенька поблагодарила старика-кондитера и отдала первый пирожок Андрею, а потом уже принялась есть сама. Она пыталась сдержаться и не торопиться, хотя и была безмерно голодна. Буланже некоторое время следил за тем, как они жадно едят, и вдруг спросил:
— Может, принести молока для вашего сынишки? Как его зовут?
— Андрей, — ответила тихо девушка, дожевывая очередной кусок пирога, и, улыбнувшись кондитеру, сказала: — Да, он очень любит молоко. Только у меня совсем нет денег, чтобы заплатить вам, сударь.
— Это нестрашно. От стакана молока не обеднею, — вымолвил кондитер и, кряхтя, последовал на кухню.
Спустя пять минут он принес небольшой поднос с двумя стаканами. Когда с едой было покончено, Машенька поднялась на ноги и, подхватив сына на руки, произнесла:
— Благодарю вас, господин Буланже, за все. Вы очень добры. Мы пойдем, не будем вам мешать.
Она уже сделала пару шагов к двери, как кондитер ей вслед сказал:
— Вы знаете мое имя?
— Да, — тихо вымолвила девушка, оборачиваясь. — Вас многие знают в здешних местах.
— А вы, барышня, знаете меня уже давно, ведь так? — сказал он, прищурившись. — Я сразу узнал вас, Машенька Озерова. Лишь пытался удостовериться, что это действительно вы.
— Нет, вы ошибаетесь, — пролепетала она испуганно. — Я не…
— Ну уж, меня вы не проведете. Я прекрасно помню ваше хорошенькое личико и яркие глаза, чтобы не узнать вас, — заметил как-то ласково кондитер. — Однако я понимаю вас. Сейчас вы не можете открыто говорить, кто вы, ибо ваша семья… — он замялся.
— Мы все же пойдем, — произнесла девушка, направляясь к двери.
— Да погодите же! — проворчал старик. — Как была егозой в детстве, так и осталась, — он быстро приблизился к девушке и сказал: — Не бойтесь, я никому не скажу, кто вы.
— Спасибо, — тихо ответила Маша.
— И куда же вы с сынишкой пойдете?
— Не знаю, — просто ответила девушка. — Я хочу найти работу, но меня никуда не берут с дитем, и у меня нет документов.
— Оставайтесь у меня, — вдруг предложил Буланже. — Будете помогать в лавке. Моя жена умерла год назад, а мне одному тяжко управляться со всем. Брать других работников не хочу. Они постоянно воруют. А в вас, Маша, я уверен, благородство у вас в крови. Оставайтесь. Будете жить с сыном в комнате жены. Я люблю детей, хотя Бог не дал мне своих.
— О, месье, — вымолвила Маша обрадованно по-французски и продолжала на родном языке кондитера: — Если бы и впрямь вы, месье Буланже, взяли меня к себе в дом, я бы очень старалась и помогала вам во всем.
— Вот и славно. Только сейчас вам нельзя называть свое настоящее имя. И вообще, где вы жили все это время? Я слышал, что вся ваша семья сослана на рудники в Сибирь.
— Мама, отец и брат погибли. А мне чудом удалось выжить. Все это время я скрывалась у цыган.
— Бедная девочка, — сказал печально кондитер по-французски, но тут же подбадривающе добавил: — Но отныне вы с сыном будете жить у меня. Все. Я так решил. А позже постараюсь выправить вам паспорта. Скажем, что вы моя племянница, Мария-Жанна де Блон. Французский вы знаете в совершенстве. Будем считать, что вы с сыном приехали из Франции, и тайная канцелярия не сможет опознать вас.
