— Как это? — спросила Лиза, обернув к нему лицо.
— Надобно все время держаться одной рукой за стену и идти не отрывая руку — тогда есть большая вероятность того, что выйдешь из лабиринта.
Под ногами раздался мышиный писк. Лиза напряженно замерла.
— Вы боитесь? — глухо спросил он.
— Нет, — ответила она через силу, продолжая идти далее.
— Вы очень храбрая, я знаю, — сказал Павел подбадривающе, тяжело облокачиваясь на нее и пытаясь сдерживать стоны. Каждый шаг давался ему с трудом, отдавая дикой болью во всем теле. — Я восхищен вами, Лиза. И как вы не побоялись идти по этому подземелью одна?
Он пытался разговорить ее, чтобы Лизе было не так страшно идти.
— Вас не было более часа, и я подумала, что-то случилось. Я не могла оставить вас одного.
— Я… — начал Корнилов.
— Что это? — вдруг воскликнула Лиза, перебив его. Она резко остановилась. В темноте Павел увидел кисть молодой женщины, которая прикасалась к верху его черного сюртука, как раз над его сердцем. Его сюртук как будто светится изнутри светло зеленым светом, освещая ее ладонь. Свободной рукой Корнилов тут же извлек из потайного кармана зеленую драгоценную брошь, которая излучала зеленоватый бледный свет, освещая пространство вокруг них не хуже свечи.
— Эта моя брошь? — прошептала Лиза в каком-то благоговейном ужасе.
— Да. Ваш подарок, — кивнул Павел.
— Но отчего камень так светится? — невольно вымолвила она.
— Я не понимаю.
— Это чудо! Настоящее чудо, — воскликнула Лиза. — Пойдемте.
Корнилов выставил брошь вперед, словно маяк и молодые люди пошли по едва освященному туннелю. Более они не разговаривали и шли в каком-то благоговейном восхищении, не понимая, отчего так ярко светится камень, словно свеча. Однако, ответ был прост. Камень светился оттого, что в этот миг Корнилов более всего переживал за безопасность Лизы и любил ее более чем себя. Так же и Лиза боялась за его жизнь, он был ранен, и любила его в данный момент времени более чем себя. Именно это самопожертвование, любовь к другому, большая чем к самому себе и создало их единое сильное биополе любви, жертвенности и силы духа, в котором и засветился древний камень изумруд, извлеченный в старинные времена из огранки древних врат мира.
Они вернулись домой еще засветло. Камень перестал светиться в тот момент, когда они сели каждый на своего коня. Особняк графини еще спал и молодые люди незаметно добрались до своей спальни, из которой несколько часов назад, также вышли не замеченными. Проворно закрыв дверь на засов, Лиза помогла Павлу раздеться. Затем в ванной она начала промывать рану на его бедре, стараясь не смотреть на обнаженные интимные части тела молодого человека, и пытаясь не показать свое смущение. Корнилов стоял, опираясь на здоровую ногу, и наблюдал за проворными движениями молодой женщины.
— Больно? — участливо спросила Лиза.
— Терпимо, — морщась, вымолвил Корнилов, когда Лиза уже заканчивала смывать свежую кровь.
— Вам повезло, пуля вышла на вылет, — заметила она, осматривая его промытую свежую рану. Кровавый след был сбоку на бедре, чуть ниже ягодиц молодого человека.
— Действительно повезло, — кивнул Павел.
— Утром я пошлю за лекарем, — предложила Лиза.
— Не думаю, что это хорошая идея, Елизавета Андреевна. Лишняя огласка нам ни к чему.
— А если рана загноится?
— При условии, что вы будете перевязывать меня два раза в день, то она не загноится, — обволакивающим баритоном произнес Корнилов, и коварно призывно улыбнулся. — А вы, ведь, будете так любезны?
Лиза смутилась и опустила взор на свои руки, начиная перевязывать его ногу чистыми тряпками, которые чуть ранее были разрезаны ее рукой из ночной льняной рубашки. Сейчас он стоял перед нею боком, обнаженный по пояс с низу.
— Вы до сих пор храните мою брошь? — не удержалась она от вопроса, который мучил ее. На ее вопрос он ответил после минутной паузы.
— Храню.
— Я думала, вы давно продали ее или выбросили, — сказала Лиза, предполагая, что он именно так и сделал, поскольку она не верила, что он будет хранить память о ней такое долгое время. А нынче, через столько лет, так неожиданно обнаружить свой подарок у него в сюртуке. От осознания этого у Лизы защемило сердце.
— Когда-то давно ваш подарок уберег меня от смерти. Как и теперь, вы вновь спасли меня.
Лиза хотела задать еще один вопрос, но решила, что на сегодня достаточно переживаний для ее сердца, оттого она решила перевести разговор на другую тему.
— Надо придумать предлог — отчего вы ранены? — тихо заметила Лиза, заканчивая перевязку.
— Непременно, — вздохнул Павел.
— Все. Ложитесь в постель, — приказал она ласково. — Я выкину испорченную одежду, а после спущусь в кухню, заварю вам чай с валерианой и маковыми цветами. Он успокоит вас и заглушит боль от раны.
Когда, спустя полчаса, Лиза вернулась с чашкой чая, Корнилов уже лежал в кровати и силой воли удерживал свое сознание в реальности. Ужасная слабость от потери крови сковала его тело, но молодой человек хотел дождаться Лизы. Она проворно приблизилась к молодому человеку и, наклонившись над ним, ласково произнесла:
— Павел Александрович, выпейте…
Корнилов тут же сконцентрировал расплывающийся взор на ее прелестном лице, и чуть встряхнув головой, приподнялся на руках. Лиза помогла ему выпить лечебный чай, придерживая его голову и приложив чашку к его сухим губам. После он устало упал на высокую подушку.
— Благодарю, — хрипло сказал он, не спуская с нее болезненного напряженного серо-зеленого взора. — Я удивлен, Лизавета Андреевна. Вы так заботитесь о моей персоне. Неужели вы переменились ко мне?
— Вам это кажется, Павел Александрович.
— Я чувствую, что я небезразличен вам, Лиза, ведь так?
— Напрасно вы изводите себя этими мыслями, — ответила Лиха холодновато. — Вы больны. Мой долг помочь вам. Теперь спите. А я пока отдам ваши зарисовки карты Федору, чтобы он уменьшил ее и затем отправлю голубя.
Последующие дни Корнилов пролежал в постели. Лиза исправно перевязывала его раненную ногу, поила его травами и настойками, носила еду, и всячески охраняла его покой, дабы никто из домочадцев не догадался, что Павел ранен. Еще в первое утро молодая женщина сходила в лавку медика, и купила все необходимое для перевязок. На их счастье графиня в те дни гостила у своей закадычной подруги в Провансе. И должна была со дня на день вернуться.
Павел лежал все дни в постели и требовал повышенного внимания Лизы. Если в первый день она с пылом помогала ему, то уже к исходу третьего дня она заподозрила неладное. Ранение у Корнилова не было уж таким тяжелым, чтобы он до такой степени был беспомощным. Именно на третий вечер, Лиза предложила молодому человеку встать и походить. На это Павел с кислым выражением лица ответил, что совсем слаб, и попросил Лизу принести ему что-нибудь сладкое вместо обеда. Молодая женщина видела, что цвет лица у Корнилова вполне здоровый, и ел он отменно. Рана его почти затянулась и к началу четвертого дня даже не кровоточила. Однако, он словно намеренно искал повод, чтобы оставаться в постели подольше. Лиза подозревала, что Павлу по душе эта ситуация, когда она возилась с ним, как с ребенком. Даже в ванную комнату он просил провожать его, и когда она подставляла свое плечо, он уж очень сильно хромая, опирался на ее хрупкую фигурку и следовал умываться.
