Чуть позже, встав с мягкого ковра, Лиза прилегла на кровать и попыталась уснуть. Но не смогла. Воспоминания, картины прошлого, образы лезли в ее страдающую душу. Везде был Павел. Его суровое властное лицо с ласковыми серо-зелеными глазами, его высокая подтянутая фигура верхом на жеребце, стояли перед ее глазами. Его фразы, реплики и нежные слова, врывались в ее мысли словно вихрь. Лиза опять начала тихо плакать, ворочаясь на постели, понимая, что не сможет быстро забыть Корнилова, как бы ей этого не хотелось. Ибо, теперь, она отчетливо понимала, что тогда, там в лесу, с первого взгляда, когда он появился перед ней в той карете, с возбужденным поглощающим взором и убрал ее руки от лица, в тот миг она отдала ему свое сердце.
Ближе к вечеру, она забылась и чуть задремала. Ее разбудил осторожный стук в дверь. Лиза открыла глаза и увидела над собою приветливое лицо Матрены.
— Барыня, уже вечеряет. Давайте я помогу вам раздеться, да умыться с дороги, — очень ласково сказала девушка, видя красные, воспаленные от слез глаза Лизы. Лиза уже хотела кивнуть на предложение Матрены, как вдруг ощутила, что ей нехорошо. Почти оттолкнув девушку, Лиза вскочила с кровати и понеслась в ванную комнату.
Матрена устремилась за ней и, нахмурившись, смотрела, как Лизу вырвало в порожнее ведро два раза. Когда Лиза отстранилась от ведра и устало села на пол, обессилено откинувшись на стену и чуть прикрыв глаза, Матрена тихо вымолвила:
— И давно у вас такое недомогание, барыня?
— Пару раз всего было, — сказала Лиза и вдруг ее словно осенило. Испугавшись, что Матрена все поймет и доложит Арсеньеву, Лиза испуганно вскинула прекрасные глаза на горничную, что стояла над нею, склонившись и обтирая ее мокрым полотенцем, пролепетала. — Матрена, прошу тебя, только не говори никому. Если узнают…
— Что вы, Елизавета Андреевна, — ответила Матрена, помогая Лизе встать с пола. — Если прикажете, то буду словно немая.
Лиза вдруг схватила руки девушки в свои ручки и, с горечью, смотря ей в глаза, прохрипела:
— За молчание твое, отблагодарю тебя, клянусь. Только молчи!
— Да, да, барыня, я поняла, не волнуйтесь вы так, — закивала Матрена, печально улыбнувшись ей. — В вашем положении это вредно.
— Ты знаешь, я сначала не поняла, отчего меня рвет, думала, отравилась. А на одном постоялом дворе, неделю назад, жена извозчика видела, как меня тошнило и сказала, что тяжела я. Тогда я так перепугалась.
— Отчего же?
— Что ребеночек у меня будет.
— Да радость же это. Вот Василий Дмитриевич рад будет! — воскликнула Матрена.
— Нет, ты не понимаешь, — пролепетала Лиза и отвернулась от Матрены. — Не он это…
Матрена нахмурилась и только тут поняла. Она прикрыла свой возглас рукой и испуганно посмотрела на Лизу, которая устало села на маленький стул, стоявший в ванной комнате. Закрыв лицо руками, Лиза снова расплакалась. Отойдя от первого удивления, Матрена спросила:
— И что вы делать думаете, Елизавета Андреевна?
— Если бы я знала, — пролепетала Лиза и подняла на горничную свое заплаканное лицо. — Не могу я сказать, что ребенок от Василия Дмитриевича, ведь, были мы с ним один раз только. Да и то в июне. Да и не было у нас тогда ничего. Он едва только до постели добрался, сразу же захрапел, вот так…
— А сколько сроку то?
— Месяц, полтора не более, — пролепетала Лиза. Матрена нахмурилась, понимая, что ребенок Арсеньева по срокам свадьбы должен был уже быть трех месячным.
— Да и правда не получается, барыня.
— Да знаю. Как я несчастна, верно, скоро еще и позор на мне будет…
Матрена долго смотрела на склоненную хрупкую фигурку Лизы, которая вновь уткнулась в ладони лицом и лишь спустя некоторое время сказала:
— А знаете что, барыня, я придумала, как помочь вам.
— Правда? — Лиза подняла глаза на приветливое широкое лицо Матрены.
— Да. Вам надобно с Василием Дмитриевичем хоть пару раз вместе поспать, да и тогда не возникнет подозрений, что ребенок не его.
— Но как же? Опять-таки, равно через девять месяцев ему родиться не получится.
— Да не скажите, барыня. У нас в деревне некоторые бабы и по восемь месяцев ходят всего. А одна, сказывали, вообще на седьмом месяце разрешилась от бремени.
— А может это и правда получится, Матрена? — пролепетала Лиза, вставая на ноги и ее глаза, впервые, за сегодняшний день, прояснились и она печально улыбнулась горничной. — Только… — Лиза задумалась и опустила взор. — Не смогу я, наверное, вынести это… если бы ты знала, как мне… — она замялась и добавила. — Когда, Василий Дмитриевич, прикасается ко мне…
— Ох уж, откровение, Елизавета Андреевна. Я и без вас это прекрасно понимаю. Какой девице молоденькой, как вы, может быть люб старик-то?
— Да, — горестно промямлила Лиза. — Пожалуй что, ничего не выйдет из замысла твоего.
— Да получится все. Слушайте сюда, барыня. — Матрена приблизилась вплотную к Лизе, которая была чуть ниже ее ростом и, взяв ее ручки в свои ладони, очень тихо сказала. — Я траву одну знаю, сонную. Так вот. Вы ее Василию Дмитриевичу подсыпьте, он и заснет. Только нужно знать сколько. Можно чтобы он и через четверть часа заснул, вы пока поласкаетесь с ним, да время потяните. А как трава подействует, то он и уснет враз. А на утро и не вспомнит ничего. А у вас повод будет, чтобы сказать, что ночью вы близки были. И надобно только от вас, напоить его этой травой, да четверть часа зубы ему заговаривать, пока целует он вас.
— Матрена, какая же ты умница! — воскликнула Лиза. — Если все получится у нас обещаю, что подарю тебе золотое колечко с аметистом, что Арсеньев мне подарил.
— Ох, барыня, что вы!
— Нет, нет, я же обещала, — затараторила Лиза. — И не смей отказываться. Если и дальше помогать мне будешь, я не останусь у тебя в долгу.
На этом порешив, девушки уже через день устроили соблазнение Арсеньева. Он и сам был рад, что Лиза, которая первые два дня приболев, просидела в своей комнате, вдруг на третий день, одевшись к ужину в нереально прелестное лазоревое платье, пригласила его после к себе в спальню. Едва они вошли в опочивальню, Лиза начала говорить приятные его старческому слуху фразы о том, что она очень благодарна ему и хочет, чтобы они жили в мире и согласии. Арсеньева растрогался и, восхищенным взором смотря на свою юную красавицу жену, начал свои телесные притязания, слишком страстно целуя ее ручки и локти. Лиза поняла, что момент настал. Она предложила ему выпить за их дальнейшее прекрасное время вместе и Василий Дмитриевич, окончательно ошалев, выпил весь фужер с вином до дна, даже не поняв, что вино имеет горьковатый привкус травы.
Едва Арсеньев поставил бокал, он, не мешкая, начал свою атаку на Лизу и она, почти четверть часа пыталась легко сопротивляться его напору и поцелуям, которыми он начал осыпать ее, подталкивая к постели. Он уже почти стянул с нее платье, обнажая ее прелестное тело и впиваясь своими дряблыми губами в ее грудь, когда Лиза, ощущая, что ее, вот-вот, просто вырвет от омерзения, закрыла глаза и начала молиться о том, чтобы зелье поскорее подействовало. Спустя миг, Арсеньев упал на ее упругую полноватую грудь и захрапел. Лиза с облегчением выдохнула и вылезла из-под его тяжелого тела. Она начала раздевать его до конца. Это было весьма неприглядное зрелище. Когда обнаженный Арсеньев уже лежал на ее постели, Лиза, брезгливо отвернувшись от его волосатой груди, худых ног и полного живота, начала стаскивать с себя остатки одежды. Затем, она легла рядом с ним. Почти всю ночь не смыкая глаз, она лежала замерев, рядом с мужем и постоянно отодвигала его руки, которые во сне то и дело пытался положить на нее Арсеньев.
