Все десять дней поездки, Корнилов хоть и занимал место в карете напротив Лизы, всеми силами избегал разговоров с молодой женщиной. Всю дорогу он упорно смотрел в окно, боясь ненароком выдать свои противоречивые чувства, которые возникали лишь от одного взгляда на Лизу. Страсть, обида, ревность, любовь, досада мучили его. Корнилов боялся даже своих мыслей относительно Лизы и держался с нею холодно и отстраненно. Ибо в своей душе он взращивал и нагнетал мысли о том, что эта коварная девица не достойна его привязанности. Но все же, иногда, он не мог держать под контролем своей железной воли свои порывы. Это происходило в моменты долгих переездов, когда Лиза, оперев свою головку о небольшую подушечку и облокотившись о стенку кареты, прикрывала глаза и дремала. В эти моменты, Павел мог позволить себе открыто смотреть на нее. Он тайно любовался ее милым дорогим лицом и вспоминал мгновения из прошлой жизни, когда хоть на несколько недель он считал ее своей. Но, это время было так далеко в прошлом, что Корнилову казалось, что этого вовсе не было. До сих пор, его существо не могло смириться с мыслью о том, как жестоко и быстро обстоятельства разлучили их. И, не кто иной, как она была виновата во всех страданиях его души. Именно она, солгала о своем замужестве и, именно из-за нее, он не мог найти счастья с другими женщинами. Оттого, эта хитрая коварная лгунья не заслуживала его любви и должна была дорого заплатить, по мнению Корнилова, за свой подлый обман и его терзания. В своем сердце Павел хотел не просто взрастить безразличие к Лизе, он жаждал всеми фибрами души возненавидеть ее и вычеркнуть ее из своего сердца.
В начале поездки Лиза вся трепетала от счастья. Он был рядом, этот мужчина, которого она не переставала любить все эти годы. Бессонными ночами, лежа в постели в придорожных гостиницах, она размышляла какой наряд надеть ей завтра, какую сделать прическу, чтобы предстать перед Павлом еще более прекрасной и соблазнительной. Во время длительных утомительных переездов между городами и селами она пыталась наладить с ним контакт, постоянно улыбалась молодому человеку и говорила с ним заискивающим, ласковым тоном. Но, надменное и холодное, иногда даже грубое поведение Павла, вскоре остудило ее пыл. Все ее попытки начать беседу в карете натыкались на его упорную молчаливость. Всем своим видом Корнилов показывал свое нерасположение к беседам и отвечал ей сухо и односложно. Уже через несколько дней, видя его недовольное выражение лица, едва она обращалась к нему, Лиза оставила попытки разговорить молодого человека. А к концу поездки молодая женщина отчетливо осознала, что Корнилов изменился по отношению к ней и, в настоящее время, не проявлял к ней никаких чувств, кроме недовольства. Те нежные чувства, которые были между ними раньше, два с лишним года назад, похоже, остались в прошлом. Лиза, расстроенная и озабоченная, поняла, что вернуть прошлое, видимо, уже невозможно. От своих печальных дум обо всем этом, она пыталась забыться в дреме или созерцании унылого весеннего пейзажа за окном. И день ото дня, видя перед собой великолепного, статного в военной форме, но безразличного к ней Корнилова она начала осознавать, что Павел уже давно охладел к ней и вероятнее всего навсегда закрыл свое сердце для нее.
Глава IV. Париж
Девятого марта 1815 года, в теплый солнечный день, путешественники, наконец, достигли места своего назначения — Парижа. После кратной проверки документов на контрольной пропускной будке, при въезде в город, их экипаж, миновав ворота Сен-Дени, по королевской дороге, устремился к острову Сите, что располагался в центральной части столицы Французского королевства.
Раскинувшись на невысоких холмах прекрасной долины, в русле реки Сены, Париж имел более мягкий климат по сравнению с Петербургом. Еще поутру, ощущая духоту и весеннее тепло, Лиза сняла свою меховую накидку и сидела напротив Павла в вязанной ажурной кофточке, надетой лишь на тонкое изумрудное платье с глубоким вырезом. То и дело, бросая быстрые незаметные взоры на Корнилова, Лиза тихо вздыхала. Она отчетливо видела, что, как и все предыдущие дни, Павел не в духе и вновь отчего-то недовольно игнорирует ее. Она не могла понять причину такого постоянного упорного отчуждения Корнилова. Но, она очень хотела сгладить напряжение, которые вот уже полторы недели явственно чувствовалось между ними, но не знала как.
Павел пытался выглядеть безразличным. Упорно настойчиво он смотрел в окно, сквозь пелену гнетущих его дум, взирая на окрестности, проплывающие перед его мрачным взором. Он напряженно мучительно думал о том, что, теперь, по прошествии десяти дней, что они были в дороге, он ощущал себя полностью разбитым и морально измотанным, из-за постоянного контроля над своими мыслями и чувствами. Сегодняшним утром, увидев Лизу в прелестном кокетливом изумрудном платье, он ощутил, что если это будет продолжаться и далее, он просто не выдержит. При одном взгляде на молодую женщину, он постоянно вспоминал, как когда-то давно он мог прикасаться к ней: интимно и нежно. Его память навязчиво воскрешала совершенные изгибы ее прелестного тела: узкие покатые плечи, полноватую упругую грудь, невероятно нежную и трепетную под его ласками, хрупкую тонкую талию, которую он мог почти полностью обхватить своими широкими ладонями, округлые соблазнительные бедра с нежными ягодицами, стройные точеные ножки, которые он некогда мог позволить себе гладить и целовать. Оттого, сегодня поутру, едва скользнув страстным взором по выступающей призывной груди Лизы, молодой человек помрачнел. Даже не ответив приветствием на ее доброе утро, он взобрался в карету и старался даже не смотреть в сторону молодой женщины.
Уже вскоре экипаж выехал на арочной мосту Нотр-Дам, перекинутый через Сену. Невольно, с левой стороны, взору Лизы открылся величественный католический собор Парижской Богоматери, построенный еще в XIII веке. Мрачноватый ажурный и величественный собор являл собой пример готической средневековой архитектуры Франции. Далее оказавшись на западном берегу реки, они въехали в квартал Сен-Жермен. А спустя еще некоторое время, карета добралась до улицы св. Фомы, где находился дом графини де Майи. Миновав вычурные ворота, экипаж проехав широкий двор, устремился к двухэтажному особняку в стиле рококо. Егор Иванович, денщик, кучер и тайный помощник Павла в одном лице, остановил лошадей около парадного въезда. Корнилов проворно спрыгнул с высокой подножки и подал руку Лизе, помогая ей выйти из кареты. В этот момент на крыльце особняка появилась изыскано одетая дама в белом легком платье.
— Поль! — воскликнула женщина и быстро устремилась по ступенькам вниз, проявляя невероятную прыть для своих лет. Корнилов обернулся и дама бросилась к Павлу на шею. — Ты как всегда, точен как часы. Как и обещал в письме, приехал, точно девятого, просто поразительно!
— Тетушка Жанна! — улыбнулся холодновато Павел, легко поцеловав женщину в щеку и осторожно отстраняя графию от себя, думая о том, что эти радостные приветствия тетки ему совершенно не по вкусу.
Графине Жанне-Беатрисе де Майи было около пятидесяти лет. Гладко забранные темные волосы назад с мелкими кудряшками над ушами, нежно-розовое платье с голубыми цветами, мушка у еще прелестных губ — все это выдавало истинно кокетливую женщину-модницу. Однако, бледные голубые глаза и глубокие морщины у губ, портили черты ее еще прелестного лица. А пара морщин на лбу говорили о бурно проведенной молодости.
