Похоже, что этот аргумент показался Фейхтвангеру убедительным. «Когда я увидел и услышал Пятакова, Радека и их друзей, — продолжает он, — я почувствовал, что мои сомнения растворились, как соль в воде, под влиянием непосредственных впечатлений от того, что говорили подсудимые и как они это говорили. Если всё это было вымышлено или подстроено, то я не знаю, что тогда значит правда».
На самом деле признания подсудимых, сломленных многочасовыми непрерывными допросами, были самооговорами. Но об этом стало широко известно спустя полвека, а тогда, в дни первых московских процессов, сенсационные признания, сделанные крупными советскими деятелями в присутствии зарубежных наблюдателей, считались стопроцентным доказательством их вины. «Разве не факт, что подсудимые в своём последнем слове один за другим заявляли о гнусности своих преступлений перед рабочим классом?» — говорится в упомянутой выше статье Димитрова.
Специфический термин проверка появился в 1935 году в связи с проведением обмена партийных документов в ВКП(б) и фактически означал чистку партийных рядов. В то время 280 из 468 членов ВКП(б), составлявших партийную организацию Исполкома Коминтерна, были выходцами из 28 партий — большей частью запрещённых на родине. Согласно принятым ещё в 1920-е годы правилам, переход в ВКП(б) членов зарубежных компартий, оказавшихся в эмиграции в СССР, происходил по решению ЦК той партии, в которой состоял политэмигрант, и предполагал дальнейшее активное участие коммуниста в работе одной из первичных организаций ВКП(б). Выступая на партийном собрании аппарата Исполкома Коминтерна, Георгий Димитров заявил, что некоторые иностранные коммунисты замкнулись в своём мирке, оторвались от жизни ВКП(б), не изучают и не применяют её опыт. Тысячи нитей, тысячи дорог ведут в ИККИ со всех концов света. Классовый враг пытался, пытается и будет пытаться найти среди сотрудников аппарата сознательное или бессознательное орудие для проникновения в Коминтерн. Поэтому необходима тщательная проверка политэмигрантов, перешедших в партию большевиков из национальных секций Коминтерна, а также проверка всех сотрудников аппарата, чтобы очистить его от подозрительных и явно враждебных элементов
.
Проверка сотрудников ИККИ в том смысле, который подразумевался Димитровым, началась в 1936 году, после принятия Политбюро ЦК ВКП(б) постановления «О мерах, ограждающих СССР от проникновения шпионских, террористических и диверсионных элементов». В постановлении безапелляционно утверждалось, что часть проживающих в Советском Союзе политэмигрантов — это «прямые агенты разведывательных и полицейских органов капиталистических государств»; предусматривалось ограничить въезд в страну зарубежных коммунистов, провести «полный переучёт политэмигрантов» и очистить от «шпионских и антисоветских элементов» аппарат международных организаций. Координация этих мероприятий возлагалась на секретаря ЦК (и формально члена Исполкома Коминтерна) Ежова.
О результатах развёрнутой проверки сотрудников аппарата ИККИ можно судить по нескольким документам. Одиннадцатого августа 1936 года секретарь партийного комитета аппарата ИККИ Ф. Котельников сообщил Димитрову, Мануильскому и Москвину, что в ходе проверки и обмена партийных документов выявлена и изгнана из партии «группа выродков, ставших предателями и врагами партии и рабочего класса». В докладной записке было названо несколько десятков сотрудников с указанием их прегрешений (связь с троцкистами, моральное разложение, сокрытие ареста родственников, участие в оппозициях и т. д.). В другой докладной записке, изготовленной в отделе кадров, говорилось о сорока выявленных «троцкистских и иных враждебных элементах» из числа членов Компартии Германии
.
Для коммуниста-эмигранта проверка завершалась в лучшем случае исключением из партии и увольнением из аппарата ИККИ, в худшем — дело передавалось в органы НКВД. Так, 23 августа 1936 года отдел кадров доложил Димитрову, что направил в НКВД материал на три тысячи (!) членов зарубежных компартий и политэмигрантов, подозреваемых в шпионаже, провокаторстве, вредительстве и т. д. Больше всего подобных случаев установлено в Польской, Румынской и Венгерской партиях. Агенты классового врага выявлены даже среди членов ЦК ряда партий. Таким образом, отдел кадров ИККИ в нарушение норм партийной жизни стал самостоятельно определять вину попавших в поле его зрения иностранных коммунистов, в том числе и руководителей «братских партий». Как реагировал на это донесение Георгий Димитров, неизвестно, но дело было уже сделано: в распоряжении НКВД оказался обширный компромат, база для будущих арестов.
В другом документе под названием «Список членов ВКП(б), состоявших ранее в других партиях, имеющих троцкистские и правые уклоны, а также получивших партийные взыскания», направленном парткомом аппарата ИККИ непосредственно в НКВД, было указано 87 фамилий, в том числе и фамилии руководителей «братских партий» и ответственных работников Коминтерна. Судя по скудным сопроводительным сведениям, большинство фигурантов попали в перечень лишь потому, что когда-то состояли в социал-демократических или других левых партиях. Среди них числились даже Отто Куусинен, секретарь Исполкома Коминтерна, и Стелла Благоева, автор первой биографии Георгия Димитрова, работавшая в ту пору в отделе кадров ИККИ. К «списку Котельникова» органы внутренних дел обращались не раз, судя по тому, что в копии, оставленной в отделе кадров, возле фамилий имеются надписи разным почерком — «Арестован» (подавляющее большинство) или «Работает»
.
Февральско-мартовский пленум ЦК ВКП(б) 1937 года, продолжавшийся одиннадцать дней, ошеломил Димитрова. Он скрупулезно перечисляет в дневнике всех докладчиков, начиная с наркома внутренних дел СССР Ежова, который обрушил град обвинений на Бухарина и Рыкова. По его словам, они противодействовали сталинской политике ускоренной коллективизации и индустриализации, а теперь связались с троцкистским подпольем, участвовали в подготовке террористических групп, готовивших убийство Сталина. Ораторы дружно выражали поддержку докладчику и требовали расширения репрессий против политических двурушников. Бухарин и Рыков выступили с невнятными раскаяниями. «Выступление Бухарина (гадкая и жалкая картина!)», — записывает Димитров, изменяя своей привычке бесстрастной фиксации фактов. Пленум исключил Бухарина и Рыкова из партии, и в тот же день они были арестованы.
А члены ЦК перешли к рассмотрению очередных вопросов повестки дня — о проведении выборов в Верховный совет; о политическом воспитании кадров; об уроках вредительства, саботажа и шпионажа в тяжёлой промышленности, на транспорте и даже — совершенно неожиданно! — в органах НКВД. Трижды выступал Сталин. В докладе «О недостатках партийной работы и мерах по ликвидации троцкистских и иных двурушников» он заявил, что по мере продвижения страны вперёд остатки разбитых эксплуататорских классов будут всё больше озлобляться, прибегать к самым острым, отчаянным формам борьбы как к последнему средству обречённых. Скрытую подрывную работу ведут в первую очередь бывшие оппозиционеры, среди которых наиболее опасны троцкисты. Троцкизм, по словам Сталина, изменился. Теперь это не политическое течение, а «безыдейная банда вредителей, диверсантов, разведчиков, шпионов, убийц, банда заклятых врагов рабочего класса, действующих по найму у разведывательных органов иностранных государств». Сила вредителей-троцкистов состоит в обладании партийным билетом, который «даёт им политическое доверие и открывает им доступ во все наши учреждения и организации», что является «находкой для разведывательных органов иностранных государств»
.
