Болгарские диверсионно-разведывательные группы стали готовить к заброске в первую очередь; имелось в виду опробовать наиболее безопасный маршрут через Черное море. Среди болгарских политэмигрантов, нашедших пристанище в СССР, многие имели военную подготовку. Одни сражались в Испании, другие служили в Красной армии, третьи работали в специальных подразделениях Коминтерна. Полковник Иван Винаров, хорошо известный Георгию Димитрову ещё со времени венской эмиграции, пишет в мемуарной книге «Бойцы тихого фронта»: «Некоторых, кто не имел необходимого опыта работы во вражеском тылу, мы не вызывали, но каким-то образом они узнали, что наши группы готовятся к отправке туда, в Болгарию, и приходили сами, — настаивали, просили зачислить их в ряды первых, кто отправится сражаться на родную землю. Все они с трогательным волнением высказывали свои просьбы. А ведь просили только о том, чтобы им разрешили сражаться»
.
В августе две группы болгарских политэмигрантов, прошедших непродолжительную подготовку, были доставлены на базу разведки Черноморского флота в Севастополе. Димитров отметил 4 сентября в дневнике: «Получил сообщение из Севастополя, что болгарская] группа прибыла». Первая группа высадилась с подводной лодки в устье реки Камчии, южнее Варны, через несколько дней таким же образом десантировалась вторая.
О дальнейшей судьбе «подводников» в дневнике ничего нет, поскольку радиосвязь с ЦК БРП надолго прервалась из-за ареста болгарских радистов. Впоследствии Димитров узнал из отрывочного сообщения агента советской военной разведки, что обе группы понесли большие потери. Болгарские спецслужбы провели против них успешную боевую операцию при поддержке немцев. (Не исключено, что распространившиеся среди болгарской эмиграции в Москве слухи о предстоящей секретной миссии, о чём писал Винаров, стали известны не только тем, кто желал сражаться с фашизмом.) Из двадцати трёх добровольцев трое были убиты, девять пленены. Уцелевшие одиннадцать сумели разными путями добраться до мест назначения.
Командиру первой группы «подводников», полковнику Красной армии и герою испанской войны Цвятко Радойнову вместе с двумя спутниками удалось добраться до Софии. Но Димитрову стало известно об этом только в марте 1942 года, когда Антон Иванов сумел сообщить, что Радойнов включён в состав ЦК и что «основные члены ЦК партии сохранились», продолжают работу. Он имел в виду последствия репрессий против активных коммунистов и ремсистов
[91], начавшихся в июле 1941 года после принятия в Болгарии чрезвычайных законов. В концлагерь «Бонда вода» близ Асеновграда была водворена вся парламентская группа БРП, в другие лагеря — 120 активистов партии.
В конце августа Димитров обсудил с начальником Разведуправления Военно-Морского Флота контр-адмиралом Н. И. Зуйковым и его заместителем возможности десантирования остальных болгарских групп. Избрали воздушный путь. В течение сентября самолётами морской авиации были отправлены из Крыма пять групп. Результаты оказались ещё хуже: семнадцать «парашютистов» погибли, девятеро попали в руки полиции и только пятеро смогли уйти от преследования. Последняя группа из-за ошибки пилота была сброшена на греческую территорию. Все добровольцы погибли в бою, в том числе и бывший сотоварищ Георгия Димитрова по Лейпцигскому процессу Васил Танев.
Боевые действия болгарских партизан и подпольщиков начались с мелких диверсий и актов саботажа. Первые партизанские отряды были невелики и действовали разрозненно. Цвятко Радойнов, возглавивший Военную комиссию ЦК, предложил разбить страну на оперативные зоны, чтобы координировать и направлять действия партизан. По запросам советской военной разведки, пересылаемым через службу связи ИККИ, Радойнов проводил также сбор информации о численности, структуре и вооружении болгарских и германских воинских частей.
На Дальнем Востоке пока не полыхало, однако после вторжения Гитлера в Советский Союз от Японии можно было ожидать самого худшего, несмотря на подписанный весной 1941 года советско-японский пакт о взаимном нейтралитете. За четыре года японцы прочно обосновались в Северном Китае, создали там укреплённые базы, оснастили армию новым вооружением. Но если бы они всё-таки решились напасть на СССР, то в тылу у них оказались бы объединённые вооружённые силы Чан Кайши и Мао Цзэдуна. Отсюда следовало, сколь важен был этот, пусть и хрупкий, совместный фронт. Исходя из таких соображений, Димитров направил 23 июня 1941 года китайскому ЦК телеграмму, в которой поставил триединую задачу — «крепить единый антияпонский национальный фронт, крепить сотрудничество Гоминьдана и Коммунистической партии, гнать японских империалистов из Китая и этим оказывать помощь Советскому Союзу». Развёрнутый ответ Мао Цзэдуна вселял надежду на то, что всё возможное для решения поставленных задач будет сделано
.
Но кто мог дать гарантию, что гоминьдановские генералы не пойдут на сделку с японцами? Да и Мао Цзэдун жаловался: «Людские, материальные силы, районы действия, боеприпасы истощаются, и положение становится изо дня в день труднее». Предупреждал: «В случае если Япония совершит нападение на СССР, то значение, в смысле сочетания военных действий, не будет велико». Пояснял: «Если же мы будем действовать, несмотря ни на какие жертвы, тогда не исключена возможность, что мы будем разбиты». И в заключение телеграммы — вежливая просьба: «В случае если мы будем подкреплены боеприпасами, пулемётами, орудиями и взрывчатыми веществами, то эффективность наших действий будет значительно крупнее»
.
Решение Политбюро о выделении ЦК Компартии Китая одного миллиона долларов в виде помощи, принятое перед гитлеровским вторжением, оказалось своевременным. Этот миллион посылался адресату несколькими порциями, о чём Димитров всякий раз уведомлял Мао Цзэдуна. А в помощи вооружением Молотов отказал категорически.
Институт № 305
«Надо уезжать уже сегодня!»— объявил Сталин Димитрову 15 октября. В тот день Государственный комитет обороны принял решение о немедленной эвакуации в Куйбышев
[92] правительственных учреждений, не связанных непосредственно с обороной Москвы, и всех иностранных миссий. Областной город на великой русской реке временно принял функции столицы. Помимо Димитрова, в Куйбышев выехали Мануильский, Торез и небольшой штат сотрудников Исполкома Коминтерна. Местом пребывания аппарата ИККИ была назначена Уфа.
Семья Димитрова и женская часть семейства Флейшманов находились в Куйбышеве с 26 июля. «После множества мытарств и неприятностей наконец сносно устроились, — отметил Георгий Михайлович в дневнике 18 августа. — Рози болела, теперь уже лучше. Митя болеет — дизентерия. Получил также письмо от Рози. Бедняжка! Волнения, огорчения, Sehnsucht
[93]…» Очень тронула фраза в другом письме, написанном Розой Юльевной от имени Мити: «Дорогой папа, когда ты приезжаешь с работы, тебе не с кем говорить, нам очень жаль это». В конце стоял неумелый автограф сына: «МЫТЯ».
