Утром 16 октября Димитров отправил из Горького
[94] в ИККИ распоряжение о выезде в Уфу сотрудников аппарата и подведомственных учреждений с необходимым для работы имуществом и оборудованием. В Москве на случай взятия города оставалась небольшая законспирированная группа с радистом и шифровальщиком.
В тот день по Москве распространился слух, что город сдают немцам. Начавшаяся паника захватила и «пятёрку», которой Димитров поручил организацию переезда Исполкома. Торопясь покинуть Москву, «пятёрка» (в её составе были Соркин и Червенков) оставила в помещениях Исполкома секретные документы и другие материалы. Впоследствии этот факт стал предметом строгого разбирательства в Секретариате ИККИ.
По прибытии в Куйбышев Димитров обсудил с секретарем ЦК ВКП(б) Андреем Андреевичем Андреевым в его салон-вагоне организацию работы ИККИ в эвакуации и связь с ЦК. Позвонили в Уфу, первому секретарю обкома партии И. С. Аношину, которому было поручено создать условия для бесперебойной работы Коминтерна. Аношин обещал сделать всё возможное.
Первые месяцы эвакуации Димитров курировал работу ИККИ на расстоянии. Торопиться в Уфу не имело смысла, потому что в Куйбышеве, где находились члены правительства во главе с Молотовым и руководители центральных ведомств, было проще решать вопросы, связанные с налаживанием работы в медлительной российской глубинке столь специфического учреждения, каковым являлся Исполком Коминтерна.
Тольятти, назначенный руководителем аппарата ИККИ в Уфе, выехал на место 20 октября, а уже через два дня туда прибыл эшелон с сотрудниками Исполкома. В «уфимский филиал» Коминтерна переместились Андре Марти, Клемент Готвальд, Вильгельм Пик, Вильгельм Флорин, Долорес Ибаррури, Матьяш Ракоши, Анна Паукер, Васил Коларов, Вальтер Ульбрихт, Иоганн Коплениг и другие руководящие работники ИККИ и компартий. Многие приехали с семьями.
В столице Башкирии, в ту пору небольшом городе, предстояло найти здание для размещения служб Исполкома Коминтерна, обеспечить людей жильём и всем необходимым для работы на новом месте. Тольятти доложил Димитрову по телефону: трудности громадные, попросил содействия. Пришлось поднажать на секретаря обкома. В итоге Коминтерну отдали Дворец пионеров, а партийной школе, где предстояло готовить иностранных коммунистов для работы в тылу врага, предоставили здание техникума в посёлке Кушнаренково. Сотрудников разместили в квартирах и общежитии в Уфе, а также в частных домах в окрестных селениях. Комиссия под руководством Тольятти утвердила 3 ноября штатное расписание аппарата, и вскоре из Управления делами ЦК ВКП(б) поступили 200 тысяч рублей для обеспечения работы «филиала».
С самого начала были приняты меры, обеспечивающие секретность. Разглашать новый адрес Исполкома Коминтерна запрещалось категорически. Димитров поручил руководителю телеграфного агентства ИККИ Ф. Глаубауфу организовать телеграфную службу в Уфе таким образом, как будто она продолжает действовать в Москве. Соответствующим образом должны были оформляться исходящие телеграммы. В хозяйственных документах и переписке с местными учреждениями Исполком Коминтерна фигурировал под псевдонимом «Институт № 305».
В отличие от советских руководителей, встроенных во властную вертикаль, Димитров не занимал официальных постов ни в партийных, ни в государственных, ни в военных структурах. Вступать же в контакт с различными ведомствами приходилось почти ежедневно. Разумеется, совместная работа шла в рамках планов и задач, утверждённых свыше, однако не меньшую роль играли при этом хорошо известные в советском обществе признаки принадлежности того или иного лица к высшему правящему кругу. Выступления и упоминания в печати, появление на трибуне Мавзолея и на торжественных заседаниях, избрание в состав почётных президиумов, портреты над рядами демонстрантов или на фасадах зданий были важными знаками, подтверждавшими высокий статус генерального секретаря ИККИ. И хотя сам он был неравнодушен к разнообразным прославлениям (недаром тщательно переписывал в дневник полученные приветственные и поздравительные письма, похвалы и высокие оценки), более важным было то, как они служат интересам дела. «Не был, как и вчера, на сегодняшнем параде, — записывает Димитров 7 ноября и объясняет причину: — Не нужно Коминтерн выпячивать!». «Вчера» — это о торжественном заседании по случаю 24-й годовщины Октября, где он также отсутствовал. «На заседании в Куйбышеве выбрали в почётный президиум; в Москве — нет» — что ж, и это вполне объяснимо.
В Куйбышеве Димитров постоянно приглашал к себе руководителей различных учреждений, проводил с ними совещания, ставил задачи, давал поручения, выслушивал доклады, и они не видели в этом ничего выходящего за пределы советских правил. С заместителем наркома связи Фортушенко и группой специалистов обсуждал меры по расширению радиовещания на оккупированные Германией страны; с генералом Бурцевым из Политуправления РККА — работу представителей Коминтерна по разложению войск противника; с сотрудником НКВД Блиндерманом — обеспечение стабильной телеграфной и телефонной связи с Уфой; с полковником Большаковым из Разведуправления армии — кандидатуры венгров, намеченных к переброске в страну…
Война потребовала экономии денежных средств, но на содержание аппарата ИККИ, даже значительно сокращённого, и на обеспечение его текущей деятельности требовались постоянные субсидии, а на финансирование нелегальных компартий, содержание пунктов связи за границей, командировки нелегалов, издание литературы за рубежом — ещё и инвалюта. Опись отправленных Димитровым из Куйбышева в Уфу денежных средств выверена до мелочей: советские рубли — 200 000; американские доллары — 210 000; голландские гульдены — 239,75; норвежские кроны — 20; греческие драхмы — 3445,46 и т. д. Выделенных для Коминтерна на 1941 год двухсот тысяч долларов оказалось недостаточно, пришлось тратить резервы. Валютный ручеёк становился всё тоньше и прерывистей; в конце концов ИККИ был переведён на скромное помесячное финансирование.
«Решил все текущие вопросы в Куйбышеве», — подводит Димитров 20 декабря итог первых месяцев эвакуации.
Новый год Георгий Михайлович, Роза Юльевна и Митя встретили в Уфе, в предоставленном семье особнячке, вместе с Еленой и Вылко. Получилось почти как в Москве, только не было с ними Фани, Иры и Володи — из-за школьных занятий они смогли приехать из Куйбышева на каникулы только 2 января. «Новый год начался очень хорошо», —
отметил в дневнике Георгий Михайлович. После успешных сражений Красной Армии под Москвой верилось, что наступит перелом в ходе войны. «1942 год — год победы, — с оптимизмом заявил Димитров на одном из совещаний в ИККИ. — Это надо перевести на все языки».
В Уфе пришлось заниматься не только политической, но и административной работой. Димитров приглашает к себе заместителя председателя Совнаркома Башкирии, наркома торговли республики, председателя Уфимского горсовета и другое местное начальство. Обсуждается одна тема — создание необходимых условий для работы Исполкома и его сотрудников: ремонт помещений, транспорт, склад, горючее, снабжение продуктами и прочее. Выносятся оценки, выдвигаются требования, намечаются сроки. По выработанной с молодости привычке он вникает во все мелочи и раздражается, встретив небрежение обязанностями. Однажды заехал без предупреждения в типографию «Красная Башкирия», где печатался журнал «Коммунистический Интернационал», и не смог сдержать возмущения беспорядком и бесхозяйственностью. Своими впечатлениями, разумеется, поделился по телефону с секретарём обкома партии, который поспешил заверить Димитрова, что примет меры.
