Война порой толкает людей, пребывающих под постоянным психологическим напряжением, на неожиданные поступки. Одних она делает суровыми фанатиками, у других ослабляет сдерживающие моральные путы, особенно когда впереди — неизвестность, сопряжённая со смертельной опасностью. Димитров убедился в этом, получая сигналы о ЧП в спецшколах ИККИ. У румынской девушки, которую в Кушнаренково готовили к заброске в тыл врага, обнаружилась столь несвоевременная беременность. Димитрову пришлось привлекать к тайному обследованию неудавшейся подпольщицы врача и определять её дальнейшую судьбу. В другой раз он дал поручение Тольятти расследовать, почему курсисты часто пьют водку и почему среди них «немало случаев половой распущенности», в то время как «задачей специальной школы является, наряду с хорошей технической подготовкой, давать сильных в моральном и политическом отношении сотрудников для нелегальной работы, людей здорового коммунистического быта».
Помимо журнала «Коммунистический Интернационал», ИККИ выпускал в годы войны огромное количество листовок и небольших брошюр, предназначенных для разбрасывания с самолёта над расположением вражеских войск и в тылу противника. Но ведущую роль в пропаганде и контрпропаганде стало играть радио, доносившее живой голос политического деятеля, известного писателя или умелого ведущего туда, куда не могли проникнуть печатные издания. Именно в годы Второй мировой войны политические функционеры пришли к заключению, что постоянное пропагандистское воздействие на военнослужащих и гражданское население страны-противника должно стать обязательным аккомпанементом артиллерийских обстрелов и воздушных налётов. Технический прогресс и потребности момента вызвали к жизни столь изощрённые способы воздействия на сознание и волю человека, что впоследствии их стали именовать психологической войной.
В СССР вещанием на зарубежные страны занималась специальная структура — Инорадио. Вдобавок к ней по инициативе Димитрова, поддержанной Молотовым и Берией, была организована радиоредакция Коминтерна для ведения антифашистской пропаганды на немецком, румынском, финском, венгерском, болгарском и других языках. Из Уфы, где находилась мощная радиостанция, шло вещание на шестнадцати языках.
Контакты Димитров с редакторами и обозревателями национальных редакций не сводились к постановке общих задач. Он просматривал и редактировал материалы, запрашивал зарубежные пункты связи о качестве приёма радиопередач. Благодаря советским радиоинженерам ведущие радиопрограмм Коминтерна получили возможность «встраиваться» в зарубежную радиопередачу; перебивая тамошнего диктора или оратора, подавали реплики, вели антифашистскую агитацию. «Совещание с Копленигом, Фюрнбергом, Аккерманом и Келлером о радиоконтрпропаганде на волнах немецкого, австрийского и польского радио в Германии, — записывает Димитров 6 октября. — (Результаты до сих пор очень хорошие. Во время речи Гитлера реплики и собственные аргументы и факты удачно переданы.)» Остроумно и умело вёл полемику с государственным болгарским вещанием Марек по радио «Народен глас» из Тбилиси. Сохранились донесения болгарской полиции о том, что крестьяне специально собирались в корчмах, чтобы послушать его словесные атаки.
Болгарская национальная радиостанция называлась «Христо Ботев». В штате редакции, возглавляемой Вылко Червенковым, состояли так называемые «слухачи», которые прослушивали и конспектировали всевозможные «вражьи голоса» и поставляли материал редакторам для составления острых комментариев и политических обзоров. Подобная практика существовала и в других редакциях.
«Вызвал Супроненко (начальник лагерей военнопленных), — записал Димитров 17 ноября 1941 года, — чтобы договориться о работе в этих лагерях и о посылке новой делегации в Спасозаводский лагерь (Караганда)». Группы сотрудников ИККИ и политэмигрантов-коммунистов выезжали в лагеря военнопленных для бесед и сбора информации о моральном состоянии армий противника. После своей первой поездки в лагерь военнопленных Вильгельм Пик рассказал Димитрову о пережитом потрясении. Нацисты столь преуспели в психологической обработке военнослужащих, особенно
офицеров, что никакие доводы разума на них не действуют. Они слепо верят Гитлеру, убеждены в своем расовом превосходстве и праве покорять и истреблять другие народы. И этим людям, заражённым бациллой нацизма, предстояло возвращать нравственное здоровье!
По предложению Димитрова осенью 1941 года при Исполкоме Коминтерна была образована комиссия по работе среди военнопленных. Её возглавил немецкий коммунист Вальтер Ульбрихт. Комиссия сотрудничала с Главным управлением по делам военнопленных и интернированных НКВД и Бюро военно-политической пропаганды ЦК ВКП(б). Иностранные коммунисты были востребованы и в специальных подразделениях Главного политуправления Красной Армии, созданных для морального разложения войск противника. На фронт выезжали немцы Иоганнес Бехер, Вилли Бредель, Эрих Вайнерт, Альфред Курелла, Фридрих Вольф, венгр Дьюла Ийеш, румыны Петреску и Редибойм, итальянец Джерманетто, чех Олднер, финн Эйкийя. Димитрову пришлось побороться за многих немецких, австрийских, итальянских и венгерских коммунистов, в том числе и сотрудников аппарата ИККИ, когда лиц «неудобных национальностей» по распоряжению правительства стали высылать в глубокий тыл.
В январе 1942 года начальник Разведуправления НКВД Фитин сообщил Димитрову, что арестованный в Токио советский разведчик, «некто Зорге (Хорхе)» на допросе показал, что является членом Компартии Германии и с 1926 года работал в ИККИ. Фитин просил сообщить, насколько правдоподобны данные сведения. Отдел кадров Исполкома Коминтерна подтвердил этот факт. Возможно, подписывая справку на Рихарда Зорге, Димитров обратил внимание на совпадение дат: Зорге работал в ИККИ в период «московских каникул» Димитрова и жил, как и он, в «Люксе». Возможно, они даже были знакомы, но вряд ли рассказывали друг другу о себе, соблюдая правила конспирации. А потом их пути-дороги разошлись: Димитров уехал в Вену, а Зорге перешёл на службу в военную разведку и вскоре отправился в Китай…
Секретные операции
В 1942 году в Москву стали возвращаться правительственные ведомства. Поздно ночью 10 марта Димитрову позвонил Щербаков. Сообщил, что Сталин просил передать: «Пускай Димитров с группой немцев приезжает в Москву, чем скорее, тем лучше». Через час Сталин позвонил сам: «Хорошо было бы, чтобы Вы уже завтра с группой немцев были в городе».
Из дневниковой записи неясно, о каких немцах шла речь. Не сказано и о согласовании срока приезда, поскольку на то, чтобы решить основные вопросы, касающиеся переезда в Москву, и передать дела Тольятти потребовалось несколько дней.
Георгий Михайлович и Роза Юльевна возвращались домой через Куйбышев. Там на попечении Флейшманов остались дети — Митя, Фаня, Ира и Володя.
Поезд Куйбышев — Москва прибыл на Казанский вокзал 19 марта в половине одиннадцатого утра. Через час Димитров сообщил Сталину о своём прибытии и поспешил на работу.
После возвращения части сотрудников ИККИ в Москву аппарат Исполкома оказался разделённым. В Уфе под руководством Тольятти продолжали работать национальные радиоредакции, партийные школы и технические службы. Остальные подразделения оперативно развернули свою деятельность на прежнем месте, в Ростокино. Верный своему принципу вникать во все мелочи, Георгий Михайлович обошёл служебные помещения, включая столовую, поговорил с сотрудниками.
