Подводя итог четырёхмесячной череде болезней, Георгий Михайлович не преминул отметить редкую возможность «прочесть и перечесть довольно много литературы по истории, в частности болгарской, по философии, политической экономии и пр.». Возможно, поводом для обращения Димитрова к болгарской истории послужила встреча с академиком Николаем Севастьяновичем Державиным. Известный русский славист подарил Георгию Михайловичу девять своих книг, в том числе и ещё не опубликованную монографию по истории болгарского народа, которую он писал в течение 45 лет. Димитров оставил рукопись у себя, пообещав содействие в издании
[101].
С историей своего Отечества, особенно древней, Димитров был знаком поверхностно — так уж сложилось. Он увёз рукопись Державина домой и урывками листал страницы научного труда, сожалея, что нет времени прочитать его целиком. Схватывал взглядом отдельные фрагменты, наспех делал выписки: «Болгарский народ — один из древнейших народов на территории Европы, бытие его засвидетельствовано и оправдано документами… Болгары Аспаруха есть болгары, а не турки, не татары, не финны, не гунны, не чуваши и не славяне… У болгар до начала XIX века не было ни борьбы за свободу, ни деятельности на культурной ниве… До 1821 г. между турками и болгарами враждебных отношений не было, но вслед за греческим восстанием (1821 г.) отношения резко обострились, ибо и болгары задумали восстановить своё царство».
Параллельно из других книг он выписывает свидетельства давних духовных связей болгар с русскими, сербами, чехами, высказывания выдающихся деятелей славянства. Эти выписки он использовал при подготовке своих статей и выступлений на заседаниях Всеславянского комитета, в работе которого принимал участие со времени его создания в 1941 году.
С возрастом человек начинает понимать, что в своём вечном движении Колесо истории неизбежно переносит образы прошлого в день сегодняшний, по-иному воспроизводя их в деяниях и мыслях новых поколений. Такое созвучие эпох нашёл Димитров, читая «Былое и думы» Герцена — исповедь изгнанника, пропустившего через себя идейное напряжение эпохи. С большой откровенностью была описана, например, эмигрантская среда с её неизбежными спорами, соперничеством фракций, бытовой неустроенностью, революционным доктринёрством. Среди доктринёров автор наблюдал людей храбрых, готовых стать под пулю, но большей частью то были чрезвычайные педанты. «Неподвижные консерваторы во всём революционном, они останавливаются на какой-нибудь программе и не идут вперёд», — подчеркнул Димитров парадоксальное и точное определение Герцена, не утратившее своей ценности и в XX веке.
Говорящие параллели обнаружились в мемуарах маршала Коленкура «Поход Наполеона в Россию». Димитров отметил приведённое в книге пафосное заявление императора всех французов: «Я пришёл, чтобы раз навсегда покончить с колоссом северных варваров. Шпага вынута из ножен. Надо отбросить их во льды, чтобы в течение 25 лет они не вмешивались в дела цивилизованной Европы». Прошло 130 лет, и бедную Европу принялся защищать нацистский трубадур Геббельс в еженедельнике «Дас Рейх»: «Волна грязи, хлынувшая из степей Востока, грозит прорвать сдерживающую её плотину. Лишь силой германского оружия удаётся удержать эту угрозу прорыва». Старая, но такая живучая философия, оправдывающая насилия и завоевания…
Георгию Михайловичу разрешили выйти на работу только 5 января 1944 года. «Мануильский доложил мне о своих разговорах с Молотовым по работе „иностранного отдела“ ЦК, — записал он в дневник. — (Заведующий] отделом — я, Ман[уильский] — мой заместитель. Связь непосредственно с Молот[овым] — Политбюро)». На следующий день Молотов показал Димитрову постановление Политбюро. В нём предписывалось «сосредоточить в иностранном отделе ЦК ВКП(б) все имевшиеся у КИ связи»
. Речь в постановлении шла об отделе международной информации, несмотря на иное, неофициальное, название. Точка в истории Коминтерна оказалась на поверку многоточием.
Возвращение Европы
Коренной перелом в ходе Великой Отечественной войны, достигнутый Красной армией ценой больших жертв, и успехи союзных войск в Северной Африке ясно показали, что разгром Германии становится реальной перспективой и является лишь делом времени. Чтобы приблизить победу, коммунисты должны были поступиться принципами и идти на сотрудничество с любыми антифашистскими силами и организациями, включая пребывавшие в эмиграции буржуазные правительства и монархов, а также отказаться от провозглашения программ и лозунгов социалистического характера. А выбор пути дальнейшего развития освободившихся стран — «музыка будущего», по выражению советского дипломата И. М. Майского.
Европа, похищенная не Зевсом в образе быка, как говорится в древнегреческом мифе, а германским фашизмом, постепенно возвращалась к истинным хозяевам — освобождённым народам. В стане государств Оси появилась первая крупная брешь: после высадки союзников на Сицилии пал режим Муссолини. Правительство маршала Бадольо подписало условия капитуляции Италии и объявило войну Германии. Подобный вариант выхода из войны других стран — участников Оси более всего устраивал советское руководство, которое надеялось после войны создать на западных границах СССР «пояс безопасности» из дружественных демократических государств. В 1944 году Красная армия вышла на государственную границу и приступила к военным действиям за рубежом. Компартии стран Европы оказались перед новой реальностью.
Пожалуй, после роспуска Коминтерна Димитрову удалось единственный раз высказать собравшимся вместе коллегам из разных стран свои соображения по актуальным вопросам партийной политики, и то в неофициальной обстановке. Это произошло 27 февраля 1944 года — в день десятилетия его триумфального прибытия в Советский Союз. Димитровы устроили по этому случаю большой приём в Мегцерине. В длинном списке гостей (одни были с жёнами, другие без жён), помещённом в дневнике, перечислены фамилии бывших руководителей ИККИ, деятелей европейских компартий и героев испанской войны. Это Мануильский, Тольятти, Куусинен, Готвальд, Коларов, Торез, Пик, Флорин, Ракоши, Коплениг, Фюрнберг, Червенков, Марек, Дамянов, Минев, Благоева, Неедлы, Модесто, Листер и другие. «Вечер прошёл очень задушевно, — записал Димитров. — Я выступил с ответом на приветственные тосты импровизированно. Вышла, как уверяли товарищи, программная речь о наших задачах».
О чём же была эта «программная речь», какие размышления нашего героя отразились в ней? Он говорил о том, что задачи, которые стоят теперь перед партиями, намного сложнее, чем раньше. Теперь надо маневрировать и приспосабливать тактику к новым условиям в каждой стране, где у коммунистов будут разные союзники и полусоюзники. Чтобы успешно выполнить своё историческое призвание авангарда трудящихся, партии должны руководствоваться живым, а не догматическим марксизмом, не формулой и не схемой. Должны ли они, например, ждать, пока придёт Красная армия и всё сделает? Нет, это было бы неверно. Красная армия придёт и поможет разбить гитлеровскую шайку, а дальше надо, чтобы работали сами коммунистические партии. Они должны возглавить массы, дать им верное направление, организовать. Это великие задачи, которые ожидают коммунистов.
