Примечательно, что характер дневниковых заметок нашего героя в начале сентября не отличается чем-то особенным: ежедневная рутина с вкраплением кратких сообщений о событиях в Болгарии и вокруг неё. Возникает впечатление о стопроцентной предопределённости событий. Димитров записывает 9 сентября: «Соф[ийское] радио сообщило о создании правительства Отечественного фронта» и перечисляет фамилии 16 министров — по четыре министра от Рабочей партии, Земледельческого союза и Политического круга «Звено», два выдвиженца Социал-демократической партии и два независимых политических деятеля. Некоторые из них не были известны Димитрову, и он запрашивает в ЦК срочную информацию о них. Обычный запрос, никакого пафоса.
Трактовка событий 9 сентября 1944 года менялась в течение десятилетий — от «антифашистского народного восстания» и «народно-демократической революции» до «военного переворота» и «свержения законного правительства» — с приложением различных, как правило, противоположных по смыслу эпитетов. На самом деле в этих событиях можно найти признаки того и другого, третьего и десятого. Важно подчеркнуть, что перед Красной армией не ставилась задача насильственной замены болгарского правительства марионеточным кабинетом, подобно тому, как планировалось во время недавней советско-финляндской войны. Если уйти от эмоциональных и пристрастных оценок, придётся согласиться с тем, что Отечественный фронт пришёл к власти самостоятельно, без прямого вмешательства советской военной силы, но ощущая рядом её присутствие и содействие. Главное же в том, что победу антифашистских, демократических сил, как бы ни называли эти события, поддержала огромная часть народа, а это и есть самый весомый аргумент истории.
Письма из далёка
В одной из анкет, распространённой среди членов БРП(к)
[105], Димитрову встретился вопрос: «Участвовал ли в партизанском движении и в подпольной работе в 1941–1944 г., в качестве кого и где?» После недолгого раздумья он написал: «Помогал из Москвы»
. Столь же кратко он мог бы определить характер своей работы и в тот отрезок жизни, что начался 9 сентября 1944 года и закончился 4 ноября 1945 года, в день его возвращения на родину.
Первая после победы восстания записка, посланная Димитровым Сталину, содержала политические характеристики участников Отечественного фронта, министров и членов регентского совета, а также перечень весьма решительных действий правительства Отечественного фронта. Все министры, находившиеся у власти с 1 января 1941 года, все депутаты, одобрявшие и поддерживавшие прогерманскую политику правительства, и все «палачи фашистской диктатуры» были арестованы, сообщил он. Отменены чрезвычайные и антиконституционные законы, изданные после переворота 1923 года, распущены фашистские организации и закрыты фашистские газеты. Восстановлены политические свободы, отменена цензура печати, освобождены из тюрем и лагерей, возвращены из ссылки все осуждённые по политическим или расовым мотивам (в числе освобождённых политзаключённых был и бывший секретарь подпольного ЦК Трайчо Костов). Началась очистка государственного аппарата и армии от фашистских элементов; лишились постов высшие армейские командиры
.
От советских военных корреспондентов, побывавших в Болгарии, Димитров слышал красочные рассказы о переменах на родине. Они в голос твердили о царившей в стране обстановке революционного энтузиазма, но то были всё-таки поверхностные впечатления заезжих людей. Подлинную, без прикрас, картину действительности содержал обширный доклад ЦК БРП(к), который доставил в Москву 20 сентября член Политбюро ЦК Димитр Ганев. В течение двух недель Димитров встречался с ним почти ежедневно, несколько раз привозил его на дачу, где они толковали о болгарских делах до глубокой ночи, организовал публикацию его статьи в «Правде».
Результатом этих встреч стал подробный доклад на имя Сталина и Молотова, в котором ставились важные и неотложные вопросы. Сообщалось, например, о возникших разногласиях с Народно-освободительной армией Югославии по поводу того, возвращать ли болгарские войска из Македонии на территорию Болгарии или сразу направлять их против немцев. Необходимо было установить твёрдый курс советского рубля, который получил хождение в Болгарии, дабы избежать спекуляции и обманов. Запрет советским военным командованием прибрежного лова рыбы затруднил продовольственное положение значительной части населения. Требовалось срочно обозначить властные прерогативы государственных органов на занятых Красной армией территориях. Стало известно о случаях насилия по отношению к местному населению «со стороны отдельных военнослужащих тыловых частей» — грабежи, изъятие, без надлежащего оформления документов, скота, транспортных средств, продуктов питания, изнасилования женщин и убийства мужчин. Такие произвольные действия, говорилось в письме, «вносят большое смущение в среду населения, которое с неописуемой радостью и выражением глубокого счастья встречает братскую Красную армию»
.
Вряд ли кто-нибудь другой, кроме Димитрова, мог решиться на столь важный с точки зрения перспективы и столь неприятный для советского руководства сигнал в пору ещё не устоявшихся отношений между странами. Реакция Сталина на острый сигнал (как и на послание в целом) неизвестна, однако она едва ли отличалась от его реакции на подобные высказывания югославских деятелей в 1945 году. Он заявил тогда, что не следует забывать, что «армия воюет, проливает кровь», но в то же время признал, что есть «отдельные случаи, позорящие наших бойцов. За это мы расстреливаем». Косвенным свидетельством того, что сигналы болгарских руководителей о недостойном поведении советских военнослужащих не остались без последствий, являются прозвучавшие спустя несколько лет слова Трайчо Костова о «строгих мерах советского командования», принимавшихся в подобных случаях
.
В связи с поставленными ЦК вопросами Димитров обратился к Сталину с просьбой о приёме. По причине занятости Верховного главнокомандующего встреча не состоялась, но 6 октября Сталин сообщил Димитрову по телефону важные новости. Англичане настаивают на немедленном удалении болгарских воинских частей с оккупированных территорий, сказал он, и болгарам следовало бы вывести свои войска из Фракии и Македонии. Важно отстоять болгарскую армию, которую англичане хотели бы разоружить. Англичане, сказал он далее, хотят, чтобы перемирие с Болгарией подписывал их человек, но советская сторона настаивает и добьётся, чтобы подписывал маршал Толбухин; возглавит контрольную комиссию в Софии тоже представитель советского военного командования. Красная армия останется в Болгарии до заключения мира.
Во время переговоров премьер-министра Уинстона Черчилля и министра иностранных дел Энтони Идена с И. В. Сталиным и В. М. Молотовым в Москве в октябре 1944 года вновь обсуждалось послевоенное урегулирование отношений держав-победительниц с государствами Восточной и Южной Европы. В переговорах участвовал и посол США в СССР Аверелл Гарриман. Черчилль резко осудил болгар за то, что они «сильно оскорбили» англичан в Первую мировую войну, а в последней войне «творили жестокости в Греции и Югославии», и жаждал мщения. Сталин реагировал на его инвективы короткой репликой: «Болгарию, конечно, нужно наказать». В одном из своих писем из Москвы британский премьер прокомментировал советскую позицию так: «Русские заявляют, что они, конечно, намерены предъявить Болгарии обвинение в её многочисленных проступках, но лишь в духе любящих родителей — мол, „мне это гораздо больнее, чем вам“»
.
