А в армию пришло новое кадровое пополнение; многие командирские должности заняли коммунисты, бывшие партизаны. Временно исполняющим обязанности министра назначили члена «Звена» генерала Крума Лекарского, а в октябре министерство возглавил член Политбюро ЦК БРП(к) Георгий Дамянов.
Когда в составе федеративной Югославии была образована Народная республика Македония, переговоры о присоединении к ней болгарской (Пиринской) Македонии одновременно с возвращением Болгарии восточных окраин Сербии перешли в практическую плоскость. В связи с этим началось энергичное «преобразование» жителей Пиринского края в «македонское национальное меньшинство» и насаждение там «македонского национального самосознания».
Однако энтузиасты скорейшего решения македонского вопроса, в том числе и агитаторы из Скопье, столкнулись с непредвиденными трудностями: население сопротивлялось навязываемой национальной идентичности. Во время июньской встречи в Москве болгарские руководители поведали об этом советскому вождю. Но Сталин был настроен оптимистически. «Надо дать культурную автономию Пиринской Македонии в рамках Болгарии… — посоветовал он. — Автономия будет первым шагом к объединению Македонии, но с этим в сегодняшней обстановке можно не торопиться… А то, что ещё нет развитого национального сознания у населения, ничего не значит. И в Белоруссии не было такого сознания, когда мы объявили её советской республикой. А сегодня оказалось, что белорусский народ действительно существует».
Напутствие советского вождя, считавшегося непререкаемым авторитетом в национальной проблематике, воодушевило ЦК БРП(к). Вопрос о формировании македонского национального самосознания, языка и культуры в Пиринском крае был поставлен на обсуждение X пленума ЦК, состоявшегося 9–10 августа 1946 года. С докладом на пленуме выступил Георгий Димитров. Представляя программу «македонизации», он заявил, что есть одна Македония, а не три; что население Пиринского края уже сегодня надо провозгласить частью македонского народа, которая воссоединится с Народной республикой Македонией. Задача коммунистов — не только принципиально признавать, что македонцы — не болгары и не сербы, а самостоятельный народ, но и действовать соответствующим образом
[112]. Пленум постановил начать культурное сближение населения Пиринского края с населением Народной республики Македония — популяризировать македонский язык и литературу, изучать историю македонского народа и т. д.
Столь радикальная программа стала не только результатом натиска югославов, поддержанных в данном случае Сталиным («Югославия — серьёзная держава», — сказал он однажды в пику болгарам), но и отражала желание Димитрова и его коллег развязать «македонский узел» и тем самым устранить причину межгосударственных трений, установить прочные дружеские отношения с соседней славянской страной. Однако в Пиринском крае планы «македонизации» были встречены без энтузиазма. В докладах партийного руководства из Горна-Джумаи, Неврокопа, Петрича и других городов сообщалось, что повсюду господствует мнение об однородном национальном составе края, о ненужности распространения «македонского национального сознания», поскольку люди не видят никакой разницы между болгарами и македонцами и даже не признают существование македонской национальности как таковой. Возможно, эти недвусмысленные сигналы побудили Георгия Димитрова не торопиться с передачей Пиринского края Югославии и постоянно подчёркивать зависимость столь ответственного шага от объединения двух государств в федерацию
.
Попытка «македонизации» Пиринского края, большинство жителей которого считало и считает себя болгарами, стала красноречивым примером того, как национальные интересы приносятся в жертву политическим. О вредных последствиях насаждения административными методами единой национальной идентичности населения Пиринского края заговорили только после разрыва болгаро-югославских отношений. В 1948 году на XVI пленуме ЦК, а затем на V партийном съезде Георгий Димитров признал неправомерность уступок югославам и заявил о необходимости переосмысления партийной позиции по македонскому вопросу. Впоследствии неприглядная история насильственной «македонизации» осела в засекреченных архивных фондах.
Конец августа Димитров снова провёл в Москве. На сей раз его визит был почти частным. Врачебный консилиум констатировал у Димитрова некоторое улучшение состояния здоровья (не иначе как родная земля напитала целебной силой!). Он обсудил с Панюшкиным дела ОМИ, узнал последние московские новости, побывал с Рози на Новодевичьем кладбище.
На Парижской конференции продолжались напряжённые дискуссии об условиях мирных договоров с бывшими союзниками Германии. В обсуждении вопросов о границах и репарациях принимала участие и болгарская делегация во главе с Василом Коларовым. Второго сентября, воспользовавшись тем, что глава советской делегации В. М. Молотов приехал на несколько дней в Москву, Димитров позвонил ему. «В Париже ещё не всё решено, главное впереди, — сообщил министр
[113]. — Но я, вопреки всему, — оптимист».
Во время встречи в Кремле Димитров поинтересовался, может ли Болгария рассчитывать на сепаратный договор с Советским Союзом, если англичане и американцы откажутся подписывать мирный договор. Сталин ответил, что до этого едва ли дойдет, а Молотов добавил: «Если они откажутся заключать мир с Болгарией, мы тогда откажемся подписывать мир с Италией, а они в этом больше заинтересованы».
«Написал Берии по поводу освобождения и направления в Болгарию некоторых болгарских политэмигрантов» — эта дневниковая запись от 3 сентября свидетельствует о том, что Димитров продолжал настойчиво добиваться пересмотра дел репрессированных соотечественников. В своих ходатайствах он приводил довод, казавшийся ему очень убедительным: отбывающие срок болгарские специалисты «очень необходимы для болгарского народного хозяйства»
. В приложенном к письму, адресованному Берии, списке 29 заключённых даже перечислены места их пребывания — Магадан, Норильск, Колыма, Ухта, рудник «Мальта» (Амурская область).
