Димитров также обратил внимание на предложение Червенкова «исправить формулировку тов. Димитрова» об отношениях коммунистов с союзными партиями. «Мы должны были на первом этапе сказать, что задачи, которые стоят перед нашим народом, не могут быть решены одной партией, сколь бы сильной она ни была, а необходимо сотрудничество всех партий Отечественного фронта, общественных и прогрессивных сил нашего народа, — подчеркнул Димитров. — Было ли это верно тогда? Да, было, а теперь неверно. Благодаря той нашей правильной политике мы обеспечили те успехи, которые имеем сегодня».
Подводя итоги дискуссии, он заявил, что партия, будучи руководящей силой Отечественного фронта и всего народа, в основном, справилась со своими задачами: «Открылись блестящие возможности строительства социалистического общества в Болгарии при благословении и земледельцев как партии, и „звенарей“ как партии, и экзарха как главы церкви. А для народа и для внешнего мира это имеет огромное политическое значение».
Пленум провёл реорганизацию руководящих органов партии. Их структура стала такой же, как в ВКП(б): Политбюро, Оргбюро и Секретариат ЦК. Должность председателя ЦК была упразднена, а Георгий Димитров стал генеральным секретарем ЦК БРП(к)
.
Второго февраля Георгий Димитров выступил на II съезде ОФ с обширным докладом «Отечественный фронт, его развитие и стоящие перед ним задачи». Съезд принял решение преобразовать ОФ в единую народную общественно-политическую организацию с новой общей программой, обязательной дисциплиной и новыми выборными органами. Непосредственной целью Отечественного фронта Димитров назвал ликвидацию остатков эксплуататорской, капиталистической системы и создание в Болгарии основ социалистического общественного строя.
Все пять партий подтвердили намерение работать в рамках новой программы ОФ, подчиняясь обязательной дисциплине на основе принципа демократического централизма. С одной стороны, это позволило ликвидировать элементы коалиции и направить усилия партий к единой цели, с другой же — ограничивало их самостоятельность и ставило в подчинённое положение по отношению к БРП(к).
Воспользовавшись случаем, Димитров прокомментировал реплику советской газеты «Правда» по поводу его высказывания, сделанного 17 января. В тот день Димитров возвращался в Софию из Бухареста после подписания болгаро-румынского договора о дружбе, сотрудничестве и взаимной помощи. По просьбе журналистов в поезде была устроена импровизированная пресс-конференция. Отвечая на вопрос о перспективе создания Балканской федерации, Димитров включил в её воображаемые границы Румынию, Болгарию, Югославию, Албанию, Чехословакию, Польшу, Венгрию и даже Грецию («Да-да, и Грецию!» — повторил он). Западная печать не обошла вниманием это заявление: «Москва раскрыла свои планы», «Димитров выдал коммунистический план». Поскольку в Греции ещё продолжалась гражданская война, и руководимая коммунистами партизанская армия ЭЛАС получала тайную военную помощь из Югославии и Болгарии, в заявлении Димитрова читалась угроза отторжения Эгейской Македонии в пользу северных соседей.
Секретарь Исполкома КПЮ Милован Джилас, находившийся в то время в Москве, получил указание Тито ознакомить советских руководителей с «вредным заявлением» Димитрова. Он так и поступил. «Правда» напечатала критическую реплику 28 января, и в тот же день Димитрову стало известно об этом из телеграммы секретаря ЦК ВКП(б) М. А. Суслова. По мнению редакции «Правды», говорилось в реплике, названные товарищем Димитровым страны нуждаются «не в проблематической и надуманной федерации, конфедерации и не в таможенной унии, а в укреплении своей независимости и суверенитета путём мобилизации и организации внутренних народно-демократических сил, как правильно сказано об этом в известной декларации девяти коммунистических партий». Ссылка на «мнение редакции» была, конечно, для простаков: Димитров сразу понял, чей карандаш редактировал безапелляционные формулировки. Заметка «Правды» была перепечатана болгарскими газетами в сопровождении заявления Димитрова об ошибочности своего экспромта. Кроме того, Димитров отправил соответствующее письмо Сталину. И на съезде Отечественного фронта ещё раз продемонстрировал согласие с критикой, указав, что «замечания газеты „Правда“ обоснованны и являются своевременным, ценным и полезным предупреждением против возможных увлечений, неуместных и вредных для народно-демократических стран»
.
Публичным признанием ошибки, однако, дело не обошлось. В скором времени последовал вызов болгарской руководящей тройки в Москву. В дневнике названы участники состоявшегося 10 февраля разговора: «В Кремле. Сталин, Молотов, Жданов, Маленков, Зорин. С нашей стороны: Г. Д[имитров], В. К[оларов], Тр. К[остов]. От Югославии: Кардель, Джилас, Бакарич».
Эта встреча описана Милованом Джиласом в мемуарной книге «Беседы со Сталиным». После публикации дневника Димитрова стала доступна также стенографическая запись, которую вёл по ходу совещания Трайчо Костов. Согласно этой записи, Молотов заявил, что между советским правительством, с одной стороны, и болгарским и югославским — с другой, существуют серьёзные разногласия, которые проявились главным образом в трёх существенных вопросах: болгаро-югославский договор, интервью товарища Димитрова и ввод югославских войск в Албанию. Вновь прозвучал упрёк в том, что в прошлом году югославский и болгарский руководители пренебрегли советом Сталина, преждевременно согласовав союзный договор и объявив об этом. А теперь Тито без согласования с СССР собирается разместить на албано-греческой границе дивизию, что Греция воспримет как провокацию.
Но больше всего говорили о заявлении Димитрова. «В интервью был изложен далеко идущий план без всякой попытки согласовать его с кем бы то ни было… — сказал Молотов. — Это неправильно и тактически очень вредно. Этим облегчается работа создателей западного блока». Сталин в ответ на невнятные оправдания Димитрова разразился гневной тирадой: «Вы старый политический деятель. О какой ошибке можно говорить? У вас другая постановка вопроса, чего, может быть, вы сами не сознаёте. Не надо давать так часто интервью. Хотите сказать что-то новое и удивить весь свет! Говорите так, будто вы ещё генеральный секретарь Коминтерна и даёте интервью коммунистической газете. Вы даёте возможность реакционным элементам в Америке убеждать общественное мнение, что Америка не сделает ничего особенного, если создаст западный блок, потому что на Балканах есть не только блок, но и таможенный союз».
Даже в мрачном тридцать седьмом году Димитров не получал таких публичных головомоек. Джилас пишет: «Я искоса посмотрел на Димитрова: уши его покраснели, а по лицу, в местах, как бы покрытых лишаями, пошли крупные красные пятна. Редкие волосы растрепались, и их пряди мёртво висели на морщинистой шее. Мне его было жаль. Волк с Лейпцигского процесса, дававший отпор Герингу и фашизму в зените их силы, выглядел уныло и понуро»
.
Сталин не ограничился критикой, а высказал несколько позитивных соображений. По его мнению, в Восточной Европе возможны и естественны только три федерации — Югославия и Болгария, Румыния и Венгрия, Польша и Чехословакия. Трайчо Костов поинтересовался, следует ли взять курс на ускорение болгаро-югославской федерации. «Сделайте её, если хотите, хоть завтра, — ответил Сталин. — Это естественно, и мы ничего не имеем против. Мы только против комсомольских методов объединения».
