Кардель осторожно возразил против ускоренного объединения «по международным причинам». Однако Сталин продолжал настаивать, попутно предложив включить в федерацию и третью страну — Албанию. Судя по дальнейшему развитию событий, югославам не понравился такой напор.
По итогам совещания был составлен протокол о взаимной консультации, обязывающий болгарское и югославское руководство впредь согласовывать все важные вопросы с советским руководством. На следующий день Димитров и Молотов скрепили его своими подписями. Главе правительства суверенной Болгарии отныне следовало быть настороже: пределы самостоятельности его суждений и поступков в эпоху послевоенной конфронтации неуклонно сужались.
Политбюро ЦК БРП(к) приняло к сведению критику Сталина и наметило в кратчайший срок приступить к созданию болгаро-югославской федерации.
Пятнадцатого марта Георгий Димитров снова в Москве. На сей раз его миссия совершенно иного свойства: он прилетел в СССР во главе большой делегации, чтобы подписать договор о дружбе, сотрудничестве и взаимной помощи. Наш герой считал, что ему предстоит совершить одно из главных дел жизни. Рассказывают, что перед поездкой он даже признался в своём кругу: «Подпишу этот договор — и можно умирать».
Церемония состоялась в присутствии Сталина 18 марта. От имени Советского Союза договор подписал В. М. Молотов.
Визит продолжался десять дней, и за этот срок состоялось несколько полезных встреч Димитрова и болгарских министров в Кремле и советских министерствах. Димитров устроил неформальный ужин в Мещерине с приглашением членов делегации, советских друзей и нескольких болгарских военнослужащих и студентов, обучающихся в Москве.
Об истории с интервью никто больше не вспоминал. Более того, в знак особого доверия Сталин при следующей встрече познакомил Димитрова и Коларова с донесением «доверенного лица» о секретном совещании Тито с ближайшим окружением. Согласно рабочей записи Димитрова, Тито заявил, что «развитие отношений между Советским Союзом и Югославией зашло в тупик». На том совещании обсуждался и вопрос о федерации с Болгарией. В перспективе Тито был не против такой федерации, но сейчас, заявил он, «условия для неё не созрели». Сталин проинформировал болгар о том, что СССР отозвал из Югославии всех своих советников
.
Иными словами, Тито понял, что любые союзы на Балканах возможны только под контролем СССР, и это ему не понравилось. Вряд ли Димитров этого не понимал. Но он не видел в советском патронаже ущерба для своей страны. Противодействовать Советскому Союзу и сомневаться в исторической правоте Сталина он считал не просто немыслимым для коммуниста, но и просто-напросто неразумным.
Четвёртого апреля временный поверенный в делах СССР в Болгарии К. Д. Левычкин познакомил Димитрова с полученным из Москвы совершенно секретным документом — ответом Сталина и Молотова на два письма Тито в связи с отзывом из Югославии советских военных и гражданских специалистов. В обширном послании приводились многочисленные примеры недружественных высказываний и поступков югославских партийных и государственных деятелей по отношению к советским специалистам и проводимой СССР политике. Документ стал громом среди ясного неба: ведь всего лишь полгода назад на совещании в Шклярской Порембе КПЮ ставилась в пример!
Димитров считал простительными известную самоуверенность и заносчивость Тито, который был для него не просто крупным коммунистическим деятелем и лидером соседней (братской!) страны. Ведь он был ещё и Вальтером — тем смелым упрямцем, что под угрозой ареста провёл несколько месяцев в Москве и получил благословение Димитрова на воссоздание партии, тем народным вождём, что возглавил партизанскую армию и, не получая несколько лет помощи извне, вёл успешную борьбу с оккупантами. Димитров высоко ценил заслуги Тито в прошлом и настоящем, хотя их отношения и не были окрашены сердечностью, характерной для его отношений с Пальмиро Тольятти и Вильгельмом Пиком.
Что же теперь? Теплилась надежда, что удастся найти приемлемое решение, переговорив с Тито по пути в Прагу — там предстояло подписать договор о дружбе, сотрудничестве и взаимной помощи Болгарии с Чехословакией. Встречу предложили сами югославы. Но 19 апреля на белградском вокзале Димитрова протокольно вежливо приветствовали Милован Джилас и министр иностранных дел Симич. Переговоры на высшем уровне решили провести на обратном пути делегации в Софию, однако 25 апреля, накануне отъезда из Праги, Димитров получил телеграмму из Белграда — в ней без объяснения причин говорилось о нецелесообразности обещанной встречи.
Судя по всему, Димитров был последним из руководителей стран народной демократии, кто не скрывал надежду на восстановление прежних отношений. В статье «Борьба болгарского народа за демократию и социализм», опубликованной газетой Коминформа «За прочный мир, за народную демократию!», он высказался в пользу продолжения сотрудничества Болгарии с Югославией даже без создания федерации. Двадцать пятого мая послал Тито телеграмму: «Братский привет и наилучшие пожелания по случаю Вашего дня рождения». Восемнадцатого июня Тито ответил таким же знаком внимания: «Примите мои сердечные поздравления и самые тёплые пожелания по поводу дня рождения». И всё. Наверное, Димитров был бы не против стать посредником между Москвой и Белградом, но ни та, ни другая сторона не нуждалась в посреднике.
Следующим шагом к разрыву стало направленное в Белград письмо ЦК БРП(к), в котором выражалась солидарность с критическими замечаниями в адрес югославского руководства. Поскольку строптивый Тито не признал обвинения ЦК ВКП(б) справедливыми, Сталин в конце концов решил вынести конфликт на обсуждение Коминформбюро, чтобы осудить КПЮ в назидание другим.
На второе совещание компартий в Бухарест отправились Трайчо Костов и Вылко Червенков с наказом безоговорочно солидаризироваться с ВКП(б). Выступая в прениях по докладу А. А. Жданова «О положении в Коммунистической партии Югославии», Костов сурово осудил югославов за отрицание руководящей роли ВКП(б) и СССР, националистические проявления и отступления от марксизма-ленинизма, за сокрытие экономической информации от Советского Союза. Он также весьма критически проанализировал прошлую деятельность своей партии, отметив, что политическая линия БРП(к) после Девятого сентября была правильной, но при её реализации допущены серьёзные ошибки из-за «недооценки неизбежности обострения классовой борьбы в переходный период от капитализма к социализму, по линии иллюзии о возможности смягчения этой борьбы в наших условиях». Костов не удержался также от прозрачных намёков на ставшие неактуальными высказывания Георгия Димитрова о «патриотических промышленниках и торговцах» и о гармоничном сочетании в экономике государственного, кооперативного и частного секторов
. Речь настолько понравилась Жданову, Маленкову и Суслову, что её полный текст был отправлен самолётом Сталину.
По итогам Бухарестского совещания состоялись один за другим два пленума ЦК БРП(к) под председательством Георгия Димитрова. Пятнадцатый пленум ограничился формальным одобрением резолюции совещания и поставил задачи по пропаганде и изучению документов совещания в партийной среде. Но вскоре Димитров получил письмо члена Политбюро Добри Терпешева, в котором говорилось о необходимости «политических самопризнаний» руководства партии по ряду вопросов. Это были всё те же известные вопросы, завуалированно адресованные Димитрову: идея «эры Отечественного фронта», недооценка роли партии как руководящей силы, запаздывание революционных мероприятий в политической и хозяйственной области.
