Состояние здоровья Любы не внушало оптимизма. «Моя Люба приехала сюда совершенно расстроенная и разбитая вследствие страшных переживаний, — пишет Димитров Коларову в Москву. — Необходимо основательное и продолжительное лечение, чтобы её спасти. После того как она почти 20 лет делила со мной все трудности моей жизни, столь беспокойной и полной опасностей, я чувствую себя обязанным сделать всё необходимое для её спасения». Далее Георгий обращается к своему товарищу с просьбой найти для него взаимообразно 200–250 долларов, чтобы купить Любе зимнюю одежду и бельё. Все сбережения были потрачены на её переезд и обустройство на новом месте, взять взаймы не у кого, он даже подумывал продать свою библиотеку («минимум сто тысяч левов»), но кто и когда это сможет устроить? «Из нашего здешнего бюджета аванс взять нет возможности, да и нельзя», — добавляет он, имея в виду бюджет Загранпредставительства
. Вероятно, просьба не осталась без внимания товарища.
В январе 1924 года Димитров приехал в советскую столицу. Обсуждение болгарского вопроса было назначено на 22-е число. Но в тот день ИККИ отменил все заседания и принял воззвание к трудящимся мира в связи с кончиной В. И. Ленина. Для участия в траурной церемонии в Горки отправилась делегация Коминтерна, в её состав включили и Димитрова. Когда обтянутый кумачом гроб вынесли на крыльцо белокаменного дома, Георгий оказался рядом. Кинохроника запечатлела его взгляд, обращённый на лицо Владимира Ильича.
Скованная стужей Москва стала в те дни для Димитрова чем-то большим, чем «столицей мирового пролетариата», как он называл её в своих пропагандистских статьях. Москва, с которой он разделил свои утраты и своё одиночество, ощущалась как единственное и желанное прибежище для него — безвестного странника под небом чужбины…
Памяти Ленина Димитров посвятил статьи, опубликованные в «Бюллетене Балканской коммунистической федерации» и журнале «Красный Интернационал профсоюзов».
Болгарские дела начали обсуждать в ИККИ 29 января. Ход двухнедельной дискуссии оказался в значительной степени предсказуемым. Рассматривались политические, технические, организационные и финансовые возможности нового восстания. Собравшийся 14 февраля Президиум ИККИ принял предложения по болгарским делам и указал на неизбежность вооружённого выступления, хотя его сроки не оговаривались. В Москве, Вене и Софии началась практическая подготовка восстания
.
Очередная встреча Коларова и Димитрова с эмигрантскими руководителями Земледельческого союза Н. Атанасовым и Хр. Стояновым завершилась соглашением между заграничными структурами двух партий, в котором восстание объявлялось «единственным выходом из создавшегося в Болгарии кризиса власти». Большие надежды возлагались на Внутреннюю Македонскую революционную организацию. Коммунисты полагали, что борьба ВМРО против правительства Цанкова объективно способствует созданию революционной ситуации в стране, а руководители ВМРО были не против заполучить новый канал поставки оружия. По рекомендации Милютина Димитров несколько раз обсуждал пути взаимодействия с приезжавшими в Вену «федералистами» — сторонниками вхождения будущей свободной и единой Македонии в состав Балканской федерации. Многие из них находились под влиянием коммунистических идей и даже состояли в компартии. «Федералистом» был и знаменитый воевода Тодор Паница, о котором Димитров отзывался как о «правильно ориентированном» союзнике.
Угли мщения за сентябрьское поражение не просто тлели, но пылали ярко. Признавая сегодня отсутствие объективных условий для нового восстания, не забудем о неутихающем правительственном терроре, обострявшем желание ответного удара. Спустя два года Коларов признается: «Пройдя через огонь, мы стали смелыми до безрассудства. Бомба, яд, расстрел — вот наша новая психология. Это ли левизна? Нет, это требование революции».
В конце мая 1924 года, когда Димитров уже находился в Вене, из Софии пришло известие о кончине Димитра Благоева. Получив скорбную весть, Георгий подумал, что эта смерть окончательно подводит черту под тем периодом болгарского революционного движения, который вошёл в историю как период теснячества, и ещё острее ощутил неизведанность пути, на который ступила партия Благоева, назвав себя в 1919 году коммунистической. В длинном письме Коларову он подробно описал траурную церемонию. «Никогда ещё не видела София таких похорон, — сообщил он. — У Народного дома многотысячная толпа опустилась на колени и стояла так несколько минут, пока проходило шествие. Это была трогательная и внушительная демонстрация против бешеной реакции»
.
Находясь в отдалении от своих соратников, ведущих «кротовую работу» в Болгарии, Димитров прекрасно сознавал, насколько она сложна и опасна. Закон о защите государства оценивал участие в революционных организациях пятнадцатью годами тюрьмы, за революционную пропаганду в армии полагалась смертная казнь. Однако идея борьбы с антинародным режимом вербовала в ряды Болгарской компартии новые силы, главным образом молодых людей, жаждавших посвятить себя справедливой борьбе. Состоявшаяся в мае 1924 года на горе Витоша нелегальная партийная конференция выдвинула подготовку вооружённого восстания в качестве непосредственной задачи партии. Убеждённость в том, что восстание неизбежно в ближайшие месяцы, высказали политический секретарь Иван Манев и другие члены ЦК, а также руководитель Военного центра Коста Янков.
Памятуя о серьёзных просчётах в подготовке Сентябрьского восстания, Янков взялся задело с основательностью опытного боевого офицера. Страну разделили на военные округа, районы и подрайоны, в которых создавались боевые дружины, четы и «шестёрки». Перед ними ставилась задача военной подготовки будущих повстанцев и проведение «наказательных акций». Создавали тайные склады оружия, боеприпасов и взрывчатки, налаживали курьерскую службу. Благодаря «своему человеку» в царском дворце Военный центр сумел добыть шифры военного министерства и министерства внутренних дел.
Эмигрантские будни Димитрова были до предела заполнены разнообразной работой. Благодаря его статьям в европейских газетах и письмам, адресованным правительствам и общественным деятелям Румынии, Греции и Турции, удалось спасти сотни болгарских беженцев. В Югославии на средства, полученные от МОПР
[40], для них устраивались общежития, мастерские и столовые. Около 1200 повстанцев нашли приют в СССР.
На прекрасном голубом Дунае
О новом назначении Димитров узнал постфактум: без всякого предварительного разговора или хотя бы уведомления Президиум ИККИ утвердил его представителем Коминтерна при Австрийской компартии. Больше всего он был удивлён тем, как мог Коларов, будучи членом Президиума, допустить столь неуместное во многих смыслах решение. Разговорный немецкий, да еще в варианте Osterreichisches Deutsch, у новоназначенного представителя был слабоват, загруженность работой в Балканской коммунистической федерации и Загранпредставительстве БКП не оставляла времени для других дел, к тому же австрийские товарищи были столь неумелыми конспираторами, что опасность попасть в поле зрения полиции становилась вполне реальной.
