Неудачные революционные выступления в странах Европы не вызвали у руководства РКП(б) и Коминтерна желания пересмотреть концепцию мировой революции. «Ленин никогда не смотрел на Республику Советов как на самоцель, — заявил Сталин в известной траурной речи у гроба В. И. Ленина. — Он всегда рассматривал её как необходимое звено для усиления революционного движения в странах Запада и Востока, как необходимое звено для облегчения победы трудящихся всего мира над капиталом. Ленин знал, что только такое понимание является правильным не только с точки зрения международной, но и с точки зрения сохранения самой Республики Советов»
.
После конгресса Коминтерна Коларов и Димитров обратились в Политбюро ЦК РКП(б) с письмом, в котором заявили, что партия твёрдо взяла курс на вооружённое восстание в союзе с левыми земледельцами, усиленным темпом ведёт его всестороннюю подготовку и «нуждается безусловно в поддержке». Далее перечислялись политические, организационные и материально-технические мероприятия, направленные на достижение успеха.
Политбюро ЦК отреагировало на письмо двух авторитетных болгарских коммунистических деятелей через три дня, приняв решение создать комиссию в составе Троцкого, Фрунзе и Дзержинского и заслушать её предложения по поставленным вопросам. Главный вывод комиссии, прозвучавший на следующем заседании, куда были приглашены Коларов и Димитров, состоял в том, что партия не может ставить вооружённое восстание «в качестве неотложной практической задачи текущей осенью». Политбюро рекомендовало БКП укреплять позиции на транспорте, в армии и в деревне и рассчитывать на внутренние революционные ресурсы, имея в виду, что СССР в ближайшее время не сможет помочь болгарской революции вооружённой силой или хотя бы демонстрацией силы. Москва стала опасаться десантировать за рубеж революционных агитаторов и военных организаторов, предпочитая действовать более осторожно — разрабатывать инструкции о подготовке вооружённого восстания, создавать службы разведки и связи, переправлять по тайным каналам в Болгарию винтовки и пулемёты
.
В августе 1924 года болгарская береговая охрана перехватила большую партию оружия, отправленную в Болгарию на парусных лодках из Севастополя, и раскрыла тайные склады. Сообщая о провалах Коларову, Димитров успокаивает его: «Они не затронули нашу военную организацию и её руководство в центре и на местах, несмотря на массовые аресты». Через год после неудачного восстания он ещё продолжает болезненно верить в очистительную бурю, которая сметёт режим. «Итак, как видишь, дело идёт таким образом, что мы действительно реально приближаем возможность восстания весной, — пишет он Коларову в ноябре. — Нужно усиленно использовать предстоящие три месяца — декабрь, январь и февраль — для быстрой и всесторонней подготовки, чтобы мы весной могли действительно приступить к действию»
.
Тема доставки оружия и денежных средств, потребных для подготовки восстания в Болгарии, остаётся ведущей в переписке нашего героя с Исполкомом Коминтерна. Димитрову казалось, что дела идут на лад. Пятницкий сообщил об очередной субсидии для БКП — 6 тысяч долларов. За прошедший после восстания год численность партии увеличилась с двух с половиной до шести тысяч человек. Но Милютин торопил, писал в ИККИ из Вены, что «работа пробуксовывает»…
Болгарские службы, однако, не дремали. «Согласно разработанному в Москве плану, революция в Болгарии должна произойти осенью любой ценой», — сообщал начальник Управления общественной безопасности министру внутренних дел. Платные провокаторы раскрывали явки, выдавали активистов, захватывали документы. Нелегальная типография газеты «Работнически вестник» была разгромлена, продолжали гибнуть партийные кадры.
Удары по нелегальным структурам БКП оказались слишком чувствительными, и зарубежное руководство партии пришло к выводу о необходимости снять курс на восстание. В принятом 28 января 1925 года постановлении Президиум ИККИ предписал партии «отказаться теперь от вооружённого выступления» ввиду того, «что международное положение вообще, положение Болгарии на Балканах в частности, таково, что шансы удержания власти коммунистов и левых земледельцев сейчас крайне малы; что вооружённая помощь со стороны СССР исключена; что самостоятельное выступление коммунистов сейчас грозило бы потерей нашего влияния в земледельческом лагере». Партии было рекомендовано, не отказываясь от боевой перспективы, одновременно выдвинуть демократические требования: новые выборы, всеобщая амнистия, полная легализация компартии и БЗНС, экономическая программа и другие
. В переписке Георгия Димитрова возникает новая формула: восстание против режима Цанкова объективно неизбежно, но назначать конкретный срок пока не следует.
После V конгресса Коминтерна наш герой получил довольно высокий статус в коминтерновской иерархии — стал кандидатом в члены ИККИ. Однако этот показатель карьерного роста имел одно существенное «но». Чем больше обязанностей оказывалось у подпольщика Димитрова, чем больше расширялся круг его общения, тем реальнее становилась опасность провала — следовательно, требовалась более искусная конспирация.
В дирекции Венской полиции имелось досье на Георгия Димитрова, составленное австрийским дипломатическим представителем в Софии поданным болгарских коллег. Кроме обязательного в подобных документах описания наружности разыскиваемого, в шифровке содержалась его политическая характеристика, позволявшая судить, насколько он действительно опасен. Отметив, что, несмотря на отсутствие законченного высшего образования, Димитров обладает высокой культурой, дипломат в весьма лестных выражениях описал его организаторскую деятельность, роль в «последнем коммунистическом восстании» и большой ораторский талант. Однако полицейским так и не удалось обнаружить следы Георгия Димитрова, несмотря на довольно частые его переезды через границу альпийской республики. Директор венской полиции Шобер телеграфировал в Софию: «Коммунист Димитров здесь неизвестен. Личность его в последнее время не регистрировалась»
.
«Коммунист Димитров» действительно не был известен в городе на прекрасном голубом Дунае. Товарищи из Австрийской партии знали его как Освальда, а для ЦК БКП и Президиума БКФ он был Виктор или Димов. Конспиративные встречи он проводил, как правило, в кафе «Бриони», «Грильпарцер», «Музеум», «Вундерер» и других. Чтобы не размагничиваться, приходилось постоянно искать новые места. Бывало, выбирались варианты неожиданные — зоопарк, прогулочная лодка, скамейка поблизости от дворца Шёнбрунн. Один из деятелей БЗНС, контактировавший с Димитровым в тот период, отметил его безукоризненный внешний вид и аромат дорогого одеколона. Что ж, надо было выглядеть благонамеренным и обеспеченным господином, иначе будешь чувствовать на себе косые взгляды в фешенебельном «Музеуме». «Что касается моей личной безопасности, то я, разумеется, принял необходимые меры, — писал Димитров Коларову. — Не выходить на улицу вовсе, к сожалению, никак невозможно, но в театры и увеселительные заведения я и без того никогда не хожу. Установлено, что австрийская полиция ещё не знает о моём пребывании здесь».
Димитрову поручили возглавить Балканскую коммунистическую федерацию, когда по понятным причинам её штаб-квартира переехала в Вену. Почти все дела в БКФ ему пришлось делать самому. Он не то чтобы жаловался Коларову — скорее, меланхолично информировал его о никчёмных помощниках: сербский представитель — «человек крайне ограниченный и сварливый», румынский «вообще слабо подготовлен для подобной работы», однако «они знают, что я сам всё за них сделаю, чтобы только президиум функционировал как можно успешнее». Такова была реальность.
