В те же годы в странах Европы утверждались режимы фашистского или полуфашистского толка. Стало очевидно, что фашизм — не одиозные выступления маргинальных групп, а грозная и организованная сила. «Носителем фашизма является не маленькая каста, а широкие социальные слои, широкие массы, вплоть до самого пролетариата, — свидетельствовала старейшая немецкая коммунистка Клара Цеткин. — Тысячные массы устремились в сторону фашизма. Он стал прибежищем для всех политических бесприютных, потерявших почву под ногами, не видящих завтрашнего дня и разочарованных. То, что тщетно ждали они от революционного класса — пролетариата и социалистов, — стало грезиться им как дело доблестных, сильных, решительных и мужественных элементов, вербуемых из всех классов общества»
.
Коминтерн, считавший потрясения конца 1920-х — начала 1930-х годов проявлением общего кризиса капитализма, знаком его упадка и близкой гибели, ориентировался на революционную перспективу. Коммунистическая печать писала о «великом процессе полевения рабочего класса», о том, что «скоро начнёт гореть земля под ногами мирового капитализма», а попутно будет сметён и фашизм. Как известно, неистовые ревнители какой-либо идеи, находящиеся «внутри» исторического времени, всегда склонны видеть в текущих событиях лишь одну ипостась, подтверждающую правоту и силу учения, в которое они уверовали. Революционное нетерпение, порождавшее поспешные выводы о близости новых классовых битв, отразилось и в политике Коминтерна.
Димитров жил в Берлине по паспорту швейцарского подданного доктора Рудольфа Гедигера, родившегося 21 января 1884 года. Паспорт был оформлен на два лица, Люба значилась в нем Луизой Гедигер. Две фотокарточки, вклеенные в паспорт, скрепляла печать департамента полиции города Базеля. Паспорт был подлинным; фальшивыми были документы, на основании которых его оформили полицейские власти. Димитров имел ещё один паспорт, оформленный на гражданина Голландии Яна Шаафсма. Спустя двадцать лет он будет со смехом вспоминать: «В Швейцарию я приезжал как голландец, а в Голландию — как швейцарец». В переписке с Коминтерном Димитров фигурировал под псевдонимом Гельмут, в Балканской коммунистической федерации и Болгарской компартии его по-прежнему именовали Виктором.
Названия крупных городов, где наш герой нелегально побывал по делам Западноевропейского бюро (иногда не один раз), составляют внушительный перечень: Амстердам, Базель, Брюссель, Вена, Гамбург, Дрезден, Копенгаген, Лейпциг, Люксембург, Мюнхен, Париж, Прага, Страсбург, Франкфурт-на-Майне, Цюрих. Многократно выезжал и в Москву. Но большую часть времени он проводил в Берлине. Для повседневной работы ВЕБ в разных районах города снимались на подставных лиц скромные помещения, которые время от времени менялись. Таким же образом обеспечивалась надёжность жилья для иностранных сотрудников бюро и его руководителя. За четыре года Димитров сменил несколько квартир — в Потсдаме, Адлерсхофе, Целлендорфе и Штеглице. Он жил без регистрации, просто представляясь хозяевам доктором Рудольфом Гедигером, приехавшим из Швейцарии, чтобы изучать германскую историю и писать статьи в швейцарские газеты. Этого было достаточно. В Берлине обитали тысячи иностранцев, не докладывая о своём существовании полицейским властям: экономическое положение сделало немцев не очень щепетильными по части соблюдения порядка.
Встречи и совещания с участием Димитрова устраивались в тщательно проверенных кафе, магазинчиках и ателье. Участников сопровождали связные, передавая друг другу по цепочке. Но всё же здесь не надо было устанавливать для себя такой затворнический режим, как в Вене. Димитров даже записался в Прусскую государственную библиотеку, чтобы поддерживать на должном уровне свою осведомлённость в германских делах. И не упускал случая поговорить с немецкими товарищами во время совещаний и демонстраций, в которых иногда участвовал, чтобы «ощутить дыхание масс».
Представим Георгия Димитрова в образе доктора Гедигера. Вот он, соблюдая привычные меры предосторожности, выходит из городской электрички на станции Лихтервельде. На нём добротный костюм, лёгкий плащ и шляпа. По пути в резиденцию ВЕБ он иногда заглядывает в маленькое кафе, где подают отменный кофе, приготовленный в горячем песке. Время здесь будто остановилось. За столиком под каштаном старики играют в скат; худенькие ребятишки прыгают через скакалку у кирпичного брандмауэра с огромной надписью «Ни пфеннига на строительство броненосцев!»; женщины с треском распечатывают окна, впуская в комнаты свежий воздух весны двадцать девятого года.
Правда, ощущение остановившегося времени держится только до тех пор, пока хозяин не принесёт почтенному господину в очках свежие газеты. Рудольф Гедигер внимательно следит за политическими событиями в Германии, живущей, как на вулкане. Вот «Локальанцайгер», рупор Национальной партии, издевательски трубит о промышленном спаде, угрожающем росте учётного процента и полумиллиардном дефиците государственной казны, требуя ответа от правительства Мюллера. «Дойче альгемайне цайтунг» сообщает, что президент Рейхсбанка Шахт, делегат в комитете Юнга
[48], категорически настаивает на уменьшении годовых взносов Германии в счёт репарационных платежей. Редактор «Берлинер бёрзенцайтунг» Функ требует урезать пособия по безработице и вовсе не давать их тем, кто моложе семнадцати и старше шестидесяти лет, потому что стремительный рост числа незанятых в производстве опустошил страховой фонд…
Каждый день приносит швейцарскому публицисту богатый улов новостей. Есть что занести в досье для будущих аналитических статей. Однако господин Гедигер никогда их не напишет, поскольку его одолевают заботы иного рода. Покончив с кофе, он неторопливо шагает мимо массивных серых домов с валькириями и рыцарями на фасадах и думает о том, что если полицей-президент Берлина Цергибель (социал-демократ, между прочим!) отдаст приказ разогнать первомайскую демонстрацию, последствия могут оказаться непредсказуемыми…
В уединённом здании, где под вывеской издательства «Fiihrer Verlag» укрывается штаб-квартира Западноевропейского бюро Коминтерна, Димитрова, как обычно, ожидает секретарь ВЕБ Магнус — немецкий коммунист Рихард Гиптнер, хорошо ему знакомый по совместной работе в аппарате ИККИ. Он подготовил для Гельмута свежие документы после дешифровки. В поступившей из Москвы резолюции Политсекретариата ИККИ идёт речь о предстоящем антифашистском конгрессе и организации кампании против фашизма и войны.
Прочитав документы, он вернул их Магнусу и попросил его помочь написать письма в ЦК европейских компартий о создании антифашистских комитетов. Содержание писем, по сути дела, одинаковое, но каждое следует писать отдельно, поскольку нет на свете двух стран с одинаковыми политическими физиономиями. Если письмо случайно попадёт в руки человека несведущего, тот ничего не поймёт: в тексте имена и географические названия заменены псевдонимами и инициалами, события и мероприятия названы описательно. В переписке с ИККИ Димитров лишь однажды, по забывчивости или торопливости, упомянул подлинные имена агентов Коминтерна, за что получил от Пятницкого строгий выговор за «нарушение элементарных правил конспирации в незашифрованном письме».
