Европейский крестьянский конгресс, негласно организованный Коминтерном для объединения усилий крестьянства и рабочего класса в борьбе против диктата финансового капитала и против фашизма, состоялся в конце марта 1930 года. В выставочном зале «Логенхаус» собрались 82 представителя крестьянских организаций из 18 стран. Димитров координировал из-за кулис действия коммунистической группы конгресса, в которой состояла половина делегатов. Тема рабоче-крестьянского союза была ему близка, но теперь она понималась не так, как в начале 1920-х. В русле доктрины «класс против класса» Коминтерн ориентировал партии на отрыв от крестьянских организаций левых элементов и переманивание их под знамя Коминтерна.
Прусская полиция заинтересовалась собранием подозрительных иностранцев и устроила проверку документов. Несколько делегатов было арестовано. Димитрову удалось в суматохе выскользнуть через полицейский кордон, предъявив швейцарский паспорт.
В конгрессе принимали участие и представители левого крыла БЗНС, которым был предоставлен канал Коминтерна для нелегального путешествия в Берлин. Несмотря на облаву, Димитров решил не отменять заранее намеченную встречу с соотечественниками. Участники того собрания вспоминают, что оно состоялось в ателье спортивной одежды, которое держали два болгарских эмигранта. Делегаты, ожидавшие некоего «товарища Виктора», разумеется, узнали Димитрова и очень удивились: ведь он ни разу не показывался в зале, где работал конгресс. Высказав свои соображения о болгарских делах, Димитров перешёл к обзору международных событий. Говорил о кампании гражданского неповиновения в Индии и создании революционных баз в Китае, о сражениях отряда никарагуанца Сандино и образовании революционных партий в колониях, о демонстрациях безработных в Европе и биржевой панике в Соединенных Штатах. Многие из болгарских делегатов помнили его как рабочего вожака и возмутителя спокойствия в парламенте, теперь же перед ними был солидный господин, по виду и речам настоящий европейский интеллектуал. Встреча закончилась дружеской вечеринкой: болгары припасли для поездки в голодную Германию домашние яства и напитки.
В июле из Москвы пришла тревожная весть: после очередного нервного срыва, близкого к помешательству, несчастную Любу поместили в психиатрическую лечебницу. Димитров рассчитывал приехать в Москву на V конгресс Профинтерна, но Политкомиссия не разрешила, сославшись на отсутствие в тот момент в Берлине большинства сотрудников ВЕБ. «Я надеялся, что приеду <…> и сам узнаю о состоянии Любы, — написал он Коларову. — Сейчас ясно, что по решению Политкомиссии мне необходимо остаться здесь, и совершенно неизвестно, когда смогу приехать. Поэтому умоляю тебя, напиши мне тотчас же несколько строк, что происходит с Любой, как налажено её снабжение молоком и другими необходимыми продуктами, как улажен вопрос о её опекунстве, пенсии и пр.»
Через несколько дней Димитров послал с оказией продукты для Любы и попросил Коларова передать их Лене или Вылко, чтобы те понемногу подкармливали больную. «Не мог бы ты сам посетить её и лично узнать от врачей, что следовало бы сделать в дальнейшем для облегчения её состояния, о лечении и пр.? — интересуется он. — Было бы замечательно, если бы ты поговорил об этом с самим Макушкиным (профессором) и сообщил мне результат. Я чувствую себя совершенно разбитым из-за этой трагедии с Любой. Прошу тебя, сделай для нее всё, что только в силах. И главное — пиши мне время от времени, что с ней происходит»
.
Приехать в Москву Димитров смог только в апреле 1931 года. Посещение Любы оставило ощущение катастрофы. Он на всю жизнь запомнил больничную палату, изменившееся лицо жены, её слабую руку, теребившую халат. Она была рядом и в то же время далеко, в непостижимом для других людей мире. Физически чувствовала себя неплохо, но её психика была совершенно разрушена маниакальными идеями: Люба твердила, что обречена быть слепой, глухой и немой, просила дать ей нож, чтобы выколоть себе глаза, отрезать язык и проткнуть уши. И однажды пыталась это сделать…
Готовясь к поездке в Москву, Димитров заранее отправил Пятницкому послание, в котором подверг критическому разбору работу и решения III пленума ЦК БКП, состоявшегося тремя месяцами ранее в Софии. Он указал на наличие у товарищей, проводивших пленум, «ультралевых загибов» в отношении оценки положения в стране, строительства партии и руководства массовым движением. Отметил также, что «продолжается прежняя беспринципная кампания против Коларова, Димитрова и всех товарищей, которые до резолюции К. И. выступали против групповой, сектантской установки Искрова — Бойко — Сашо». Перечислив меры, которые, по его мнению, следует предпринять для ликвидации «фракционных извращений», Димитров просил предоставить ему возможность принимать более активное и непосредственное участие в работе партии, освободив «от некоторых коминтерновских обязательств (в частности, как ответственного за ВЕБ)»
.
Вопрос о своей замене на посту руководителя Западноевропейского бюро другим ответственным деятелем Коминтерна, «способным оказывать действенную помощь компартиям Европы», Димитров поставил также в официальном отчёте о работе бюро. Но Политкомиссия Политсекретариата ИККИ, одобрив его работу на новом поприще, не сочла нужным подыскивать на его место другого товарища.
Отзвук московских дискуссий и размышлений читается во взволнованных строчках письма, которое Димитров написал Василу Коларову сразу же по возвращении в Берлин. Он упрекает Коларова в том, что тот мало внимания уделяет партийным делам, не контактирует с «нашими активными людьми». «Мы с тобой допустили много промахов и ошибок, которые так дорого обошлись партии, — признаёт он. — Пришло время их ликвидировать, покончив с самотёком». Призывает: «Брось, прошу тебя, всё, что только можно, и крепко включись в партийные дела. По-моему, тебе надо и личную, и семейную жизнь подчинить этой настоятельной необходимости»
.
Сам он энергично принялся за укрепление нелегальной сети БКП за границей. За несколько месяцев удалось переправить в Болгарию несколько десятков надёжных партийных товарищей. К сожалению, многие из них впоследствии оказались в тюрьме. В конце октября начались новые массовые аресты коммунистов по всей Болгарии. В Софии из засады был застрелен секретарь ЦК Никола Кофарджиев. «Удар очень серьёзный, — сообщает Димитров в Загранбюро ЦК 26 ноября. — Руководство партии в центре и на местах расстроено». Причины очередного большого провала так и остались невыясненными, и Димитров снова подумал о предательстве
.
Настойчивые попытки Димитрова освободиться от возложенных на него Исполкомом Коминтерна обязанностей и сосредоточиться на восстановлении дееспособности БКП были отчасти вызваны его неудовлетворённостью своей работой в ВЕБ. Много времени уходило на то, чтобы инструктировать партии сообразно духу и букве поступающих «сверху» директив, составлять отчёты о выполненной работе и просить ИККИ прислать указания по возникающим проблемам. Из письма Димитрова в ИККИ от 22 сентября 1931 года видно, что он считал необходимым дать возможность «инстанции Коминтерна, которая ближе к партиям», помогать им оперативно и правильно реагировать на политические события, поскольку пока ВЕБ не в состоянии это делать.
Однако конфликт с Исполкомом Коминтерна означал бы для него политическую кончину с ярлыком «правого оппортуниста» или «примиренца». Оставалось накапливать новый опыт и вносить в рутинную работу больше энтузиазма и тщания. Австрийский коммунист Фридрих Гексман вспоминает: «Он прибыл к нам не с общими формулами и указаниями, а рассмотрел положение всесторонне, привёл примеры из опыта братских партий, так сказать на выбор: пожалуйста, выбирайте, что из этого вы могли бы взять с учётом ваших сил»
.
