Прощаясь, тот и другой подумали об одном: удастся ли когда-нибудь свидеться?
Мюнхенский поезд спешит на север, в столицу. В пролётах мостов гудит ветер, мокрая пыль орошает окна. Но пассажиры не расположены к разглядыванию окрестностей. Все углубились в чтение утренних газет, где описывается грандиозный пожар, случившийся накануне, 27 февраля, в здании германского парламента. Разрушения, причинённые пожаром, огромны: полностью выгорела центральная часть рейхстага, уничтожены зал пленарных заседаний, коридоры и балконы, ущерб исчисляется миллионами марок. Удалось схватить на месте злоумышленника — 24-летнего Ван дер Люббе. Он имел при себе голландский паспорт и признался, что является членом коммунистической партии. На место происшествия спешно прибыли Гитлер, Геббельс, Геринг и другие высшие лица государства. Гитлер заявил, что поджог рейхстага совершили коммунисты, чтобы дать сигнал к началу коммунистического переворота.
Декретом «О защите народа и государства», изданным в тот же день, были отменены свобода личности, собраний, союзов, слова, печати. Компартия Германии была запрещена, арестовано около четырёх тысяч коммунистов и множество лидеров либеральных и социал-демократических группировок, в том числе депутаты рейхстага, закрыты оппозиционные газеты.
Пассажиры переживали новости молча. Несколькими незначительными фразами отделался и Димитров, когда тему пожара затронула случайная попутчица, фройляйн Инга Рёслер. Ему, швейцарскому журналисту, благоразумней до поры до времени воздержаться от комментариев по поводу событий в Германии.
На вокзале он попрощался с попутчицей и попросил разрешения позвонить. Фройляйн Рёслер ничего не имела против и занесла в его записную книжку номера своих телефонов — домашнего и служебного.
Димитров ездил в Мюнхен по делам югославской и итальянской партий. Он отсутствовал в Берлине несколько дней, а возвратился как будто в другой город. По улицам расхаживали патрули, курсировали грузовики с вооружёнными полицейскими, группы штурмовиков фланировали по тротуарам, вызывающе оглядывая прохожих. Нервозность и беспокойство казались разлитыми в воздухе.
Правда, в Штеглице, в доме по Клингзорштрассе, 96, где Димитров проживал с декабря прошлого года, было спокойно. Хозяйка квартиры госпожа Софи Мансфельд встретила жильца, как всегда, приветливо и тут же отправилась на кухню варить кофе. Господин Макс Мансфельд, музыкант, поспешно ретировался из комнаты господина Гедигера, где, по условиям договора, имел право музицировать на рояле в отсутствие жильца.
Оставшись один, Димитров отомкнул письменный стол и принялся разбирать бумаги и книги. Наступают такие времена, когда любые материалы, проливающие свет на истинный характер деятельности доктора Гедигера, могут сыграть роковую роль. Поэтому лучше передать их Гиптнеру для сохранения в надёжном месте, а кое-что просто уничтожить.
Второй паспорт лежал на прежнем месте — в плоской коробке среди сваленных в шкафу нотных папок господина Мансфельда. В той же коробке хранилась фотография Любы. В случае опасности вместо швейцарца Гедигера миру явится голландец Ян Шаафсма. Впрочем, теперь называться голландцем рискованно.
Да, швейцарский публицист Рудольф Гедигер скоро исчезнет навсегда. Из-за угрозы разгрома сотрудники ВЕБ и других коминтерновских организаций, работавших в Берлине, начали спешно паковать чемоданы. Решение ИККИ об освобождении Димитрова от работы в Западноевропейском бюро уже состоялось, оставалось выполнить несколько последних поручений.
На 9 марта Димитров назначил встречу с Благоем Поповым. Тот должен был привести с собой другого политэмигранта, Басила Танева, который нелегально перебирался из Москвы в Болгарию.
В кафе «Йости» на Потсдамерплац они просидели недолго. Ввалилась шумная компания каких-то молодчиков, похожих на экзальтированных нацистских манифестантов, и Димитров предложил перейти в ресторан «Байернхоф» — рядом, на Потсдамерштрассе. Там уже была назначена его встреча с Магнусом.
«Байернхоф» оказался почти пустым. Выбрали дальний столик у окна. Тотчас же подошёл кельнер, принял заказ. Через три минуты поставил перед каждым на картонный кружочек по высокой кружке пива и удалился. Димитров, однако, успел поймать его быстрый запоминающий взгляд. Похоже, кельнер обратил внимание на то, что посетители говорят не по-немецки.
Спустя полчаса Димитров увидел через стекло неспешно шагающего по тротуару Магнуса. Равнодушно скользнув взглядом по окну ресторана, он направился к газетному киоску. Теперь Магнус станет ждать, когда Гельмут останется один.
Снова подошёл кельнер. Спросил, не надо ли чего-нибудь ещё, и, смахнув с соседнего столика невидимые крошки, удалился.
Прошло ещё минут десять, и в ресторан вошли двое мужчин, сразу обратившие на себя внимание едва уловимой одинаковостью. Новые посетители направились к стойке. Появился кельнер, на его лице было написано нескрываемое любопытство.
«Спокойно уходим», — сказал Димитров и положил на стол купюру. До гардероба оставалось несколько шагов, когда те двое подошли к болгарам. «Уголовная полиция, — сказал один из них. — Следуйте в машину».
Агенты сели на откидные сиденья, болгары втроём сзади. Димитров вспомнил, что у него в кармане лежит воззвание ИККИ к предстоящему антифашистскому конгрессу, и он незаметно, как ему показалось, засунул его за подушку сиденья.
Куда повезут? В ближайший полицейский участок или в полицей-президиум на Александерплац? Но автомобиль вылетел на Унтер-ден-Линден. Промелькнуло здание советского полпредства с красным флагом над входом. После Бранденбургских ворот машина повернула направо и остановилась у бокового входа в рейхстаг. Задержанным предложили выйти. Для чего их сюда привезли?..
Чинные коридоры рейхстага были усыпаны обгоревшими бумагами и тряпками. Из глубины здания тянуло гарью. На каждом повороте стояли полицейские. Болгар завели в какую-то большую комнату и обыскали.
Димитрова вызвали на допрос первым (Попов и Танев не знали немецкого, и для них понадобился переводчик). Времени для обдумывания линии поведения не осталось. Швейцарцу Гедигеру придётся тотчас же завершить свою биографию. Вместо него перед полицейским комиссаром предстанет болгарский коммунист Георгий Димитров, вся вина которого состоит в том, что он нарушил паспортный режим. В случае с Ламбревым такой приём удался. Правда, то было ещё до пожара. И всё-таки главное — сделать так, чтобы остался нераскрытым Гельмут…
Он заученно повторил паспортные данные Гедигера. От волнения акцент заметно усилился, и по ироничному взгляду комиссара полиции стало ясно, что наступил час истины. После краткой паузы Димитров сделал официальное заявление: «Теперь я хочу сказать вам правду и назвать своё настоящее имя. На самом деле я — бывший болгарский депутат Георгий Димитров. В 1923 году в Болгарии произошло восстание, в котором я участвовал, в связи с чем мне пришлось бежать за границу. Я был заочно приговорён к смертной казни, поэтому не мог возвратиться на родину. Вынужденный остаться за границей, я отправился сначала в Вену и там получил от друзей паспорт на имя Рудольфа Гедигера. Где я получил этот паспорт и кто мне его дал, об этом я говорить не хочу»
.
