Перед отъездом в Болгарию мать спросила у Георгия, собирается ли он жениться. Сын пообещал обзавестись спутницей жизни, причём в скором времени. Имени своей избранницы он не раскрыл, но явно имел в виду 38-летнюю Рози Флейшман, с которой познакомился в Вене в 1927 году. Известно, что по приглашению Рози Димитров провёл новогодние праздники 1928 года в старинном чешском городке Босковице. Там в давние времена обосновалась одна из еврейских общин Моравии, к которой принадлежало и семейство Флейшманов. Димитров познакомился с матерью Рози (отца уже не было в живых), тремя её братьями и сестрой. Рози представила его как своего приятеля по имени Ян.
Внешне Рози Флейшман представляла собой полную противоположность хрупкой и поэтичной Любице: это была дама плотного телосложения с крупными чертами лица и практическим складом ума. В автобиографии, написанной много лет спустя, она указывает, что с 1929 года, будучи членом Компартии Чехословакии, помогала Димитрову в нелегальной работе как технический секретарь. В 1930 году она переселилась в Вену, где работала бухгалтером, занималась также художественным рукоделием
.
Живя в Берлине и поддерживая любовные отношения с Анни Крюгер, Димитров изредка переписывался и с Рози Флейшман. Регулярное общение между ними происходило также во время его тюремного заключения.
Он сообщил Рози, что Люба умерла в Москве «как подлинная мученица» и объяснился по поводу разнесённой газетчиками истории с фальшивой помолвкой. Однажды осторожно поинтересовался, как отнеслась бы Рози к его предложению о браке, и получил в ответ безусловное «да». (Небезынтересно отметить, что это произошло в сентябре 1933 года, когда исход процесса был вовсе не очевиден.)
Ещё одна претендентка на его руку и сердце, молодая сербская поэтесса Кити (Екатерина Владимировна) Йованович, жила в Москве. Когда-то Люба и Георгий поддерживали дружеские отношения с Кити и её мужем — сотрудником Наркомата иностранных дел СССР Борисом Троскуновым. В начале 1930-х годов Троскунов по неизвестным причинам пытался покончить с собой, после чего брак этой пары распался.
Примерно в то же время Люба оказалась в психиатрической лечебнице. Георгий слал Кити из Берлина отчаянные письма, просил посещать Любу и сообщать о её состоянии. «Душа моя болит, болит глубоко, — пишет он своей конфидентке 17 мая 1931 года. — Могу сказать это только тебе, потому что ты доказала, что ты — мой самый верный секретный друг. Самое ценное своё сокровище я оставил в Химках, там осталась часть моего сердца, часть моей души! И какая часть! Ты можешь меня понять — для облегчения судьбы Любови Ивановны будет сделано всё, что только можно». В следующем письме он буквально изливает на Кити поток тоски: «Дорогая моя, ты единственный человек, кому я могу сказать всё. Чувствую себя невообразимо несчастным. Муки мои столь велики, что, не будь я революционером, стал бы алкоголиком или в чём-то другом нашёл бы утешение и забвение». Несомненно, его психологическое состояние, описанное с некоторым мелодраматичным надрывом, объясняется не только пониманием неминуемости ухода Любы, но и конфликтной ситуацией в руководящем звене партии.
Обосновавшись в Москве, Димитров решил положить конец своему холостяцкому образу жизни. Никаких тайных миссий уже не предвиделось, хотелось завести семью и, пока ещё не поздно, — детей. Женихом он был завидным, и у Кити возникли вполне оправданные по причине давнего знакомства надежды. Но их краткий и бурный роман был резко оборван Димитровым, о чём свидетельствует лаконичная запись в дневнике: «У Кити. Объяснение. Отчаянная сцена. Ужасные рыдания. К сожалению, так или иначе, но женитьбы быть не может!» Она продолжает надеяться — пишет письма, назначает встречи, но Георгий непреклонен. В последнем письме, адресованном Кити, он делает попытку объяснить разрыв своим новым положением. «Возложенные на меня обязанности вынуждают меня вести такой образ жизни, который, к сожалению, исключает ту близость, которая была между нами раньше, — пишет он 18 мая. — Я должен всецело отдавать себя работе и своему солдатскому долгу, что не дает возможности уделять достоточно времени и внимания тебе как жене»
. Весьма вероятно, что препятствием для его союза с сербской поэтессой стала причина чисто психологическая: окажись они вместе, Кити стала бы для него постоянным напоминанием о несчастной Любе.
А Рози, получив письмо Георгия с приглашением в Москву, попросила уточнить, в качестве кого она приглашается. «В качестве жены», — уточнил он телеграммой, сделав таким оригинальным образом официальное предложение. Ответ не заставил себя долго ждать. «Письмо от Флейшман (полный восторг!)» — записывает Димитров в дневнике 28 июня.
Димитров не афишировал предстоящее бракосочетание. Даже в письме к матери о нём не упоминает, хотя тема женитьбы здесь появляется вновь, но по другому поводу. «Сообщения газет, что якобы я справил свадьбу и т. д., — чистой воды выдумка, — поясняет он. — Кто-то разыграл легковерных корреспондентов, которые раструбили эту выдумку по всему свету. Конечно, трудно жить одному. Но если я женюсь, то не на „19-летней девушке
[69], а на зрелой женщине, подходящей для меня“»
.
Столь же сдержан Георгий в описании своих жилищных условий: «Квартира в городе у меня уже есть, но живу обычно за городом, поскольку продолжаю лечение». И дальше: «У Лены и дочки, так же как и у Вылко, всё в порядке… До последних дней они жили на даче, которая была приготовлена для меня, там им было очень хорошо. Сейчас они уже в городе, поскольку погода холодная, и жить с ребёнком за городом стало неудобно»
[69].
О своей квартире Димитров ничего не сообщает, но в конце письма есть фраза, которая всё объясняет: «Пиши мне на адрес: Москва, Дом правительства». «Домом правительства», без указания почтового адреса, в довоенные годы именовалось огромное здание, в котором было 505 квартир разной площади, ставшее впоследствии широко известным благодаря роману Юрия Трифонова «Дом на набережной». В этом доме, в те годы самом большом в Европе, спроектированном архитектором Б. М. Иофаном в стиле конструктивизма, жили преимущественно ответственные работники советских и партийных органов, наркоматов и военных ведомств, старые большевики, Герои Советского Союза, крупные учёные и деятели культуры. Имена многих сегодня можно прочитать на установленных в разное время мемориальных досках. Среди них есть и памятная доска, посвящённая Георгию Димитрову.
Георгий Михайлович и Роза Юльевна (такое «русское имя» получила Рози Флейшман) зарегистрировали брак в ноябре 1934 года. Об этом событии нет упоминания в дневнике, что кажется странным после тщательной фиксации этапов развития этого и других романов. Очевидно, обретённый статус семейного человека диктовал сдержанность в описании чувств. Датированная 21-м ноября запись «Отъезд в 7.10 веч[ера] в Севастополь» позволяет догадаться о начавшемся свадебном путешествии.
