В свете финансовых трудностей отца и при огромном скоплении просроченных счетов, которые приходили с каждой почтовой доставкой и были предметом праздной болтовни в Бишоп-Лейси, ей не было необходимости объяснять мне ее собственную бедность.
Ее взгляд образовал связь между нами. «Партнеры по долгам», — казалось, говорил он.
— Он сказал мне, что ее разбили в поезде. Он запаковал тарелку в солому, как он сказал, и положил в бочонок, но каким-то образом… разумеется, он не застраховал посылку, стремясь сократить расходы… стараясь не отягощать меня дополнительными… а потом…
— Кто-то заметил ее в антикварной лавке, — выпалила я.
Она кивнула.
— Моя племянница Джулия. В Пимлико. Она сказала: «Тетушка, ты никогда не догадаешься, что я сегодня видела — близнеца твоей Мин!» Она стояла прямо на том месте, где сейчас ты, и, точно как ты, взглянула вверх, увидела пустое место на полке. «О, тетушка, — сказала она. — О, тетушка!» Мы пытались вернуть тарелку, конечно же, но тот человек сказал, что получил ее от кого-то, живущего на соседней улице. Не мог назвать имя по причине конфиденциальности. Джулия настаивала на том, чтобы обратиться в полицию, но я напомнила ей, что дядя Джеймисон, который принес эту посуду в дом, не всегда был образцом честности. Жаль, что мне приходится рассказывать тебе эту историю, Флавия, но я всегда считала нужным быть скрупулезно честной.
Я кивнула и бросила на нее разочарованный взгляд.
— Но Бруки Хейрвуд, — сказала я. — Как он смог украсть у вас тарелку?
— Потому что он мой жилец. Он живет у меня в каретном сарае.
Бруки? Здесь? В каретном сарае мисс Маунтджой? Вот это новость.
— О да, — сказала я. — Конечно же. Я забыла. Что ж, мне лучше уйти. Думаю, вам следует немного полежать, мисс Маунтджой. Вы еще довольно бледная. Носовые кровотечения так обессиливают, не так ли? Железо и тому подобное. Вы, должно быть, чувствуете слабость.
Я провела ее в маленькую гостиную, которую заметила в передней части дома, и помогла откинуться на канапе, обитое конским волосом. Я укрыла ее вязаным шерстяным покрывалом, она вцепилась в него бледными пальцами.
— Я найду выход, — сказала я.
11
Словно актер в пантомиме, с грехом пополам выбирающийся из-за занавеса, я пролезла сквозь свисающие ивовые ветки и вышла из зеленого сумрака на слепящий свет солнца.
Времени было в обрез. Инспектор Хьюитт и его люди наверняка в нескольких минутах отсюда, а моя работа едва началась.
Поскольку фургон Бруки прямо передо мной, начну с него. Я окинула всю улицу насквозь быстрым взглядом. Никого не видно.
Одно окно фургона было полностью открыто, видимо, так его оставил Бруки. Мне везет!
Отец вечно разглагольствовал на тему того, как важно всегда носить с собой носовой платок, и на этот раз он оказался прав. Открыв дверь, я оставлю на никелированной ручке отпечатки пальцев. Чистый кусок льна — то что надо.
Но ручка не шевельнулась, хотя издала тревожный скрип, указывающий на обширный слой ржавчины под ней. Чего мне точно не надо, так это того, чтобы дверь фургона грохнулась прямо на дорогу.
Я поднялась на подножку (снова металлический скрип) и с помощью локтей подтянулась. Когда мой живот оказался на уровне нижней части окна, я смогла просунуть верхнюю половину туловища в фургон, оставив ноги торчать в воздухе для противовеса.
Обернув ладонь носовым платком, я нажала на кнопку бардачка и, когда крышка отскочила, засунула руку внутрь и вытащила маленький пакетик. Это были, как я и предполагала, документы на фургон.
Я чуть не вскрикнула от радости. Теперь я узнаю настоящий адрес Бруки, сомневаюсь, чтобы это был Ивовый особняк.
Эдвард Сэмпсон, было написано в документе. Рай-Роуд, Ист-Финчинг.
Я довольно хорошо знала, где Ист-Финчинг: он находится в пяти милях к северу от Бишоп-Лейси.
Но кто такой Эдвард Сэмпсон? Помимо того что он владелец фургона, из которого нижняя часть моего тела торчала, наверное, как клешня лобстера из ловушки, больше ничего не приходило мне в голову.
Я засунула бумаги обратно в бардачок и толкнула на место крышку.
Теперь каретный сарай.
— Поехали, «Глэдис», — сказала я, поднимая ее с того места, где она ждала. Нет смысла выдавать мое присутствие, оставляя ее у всех на виду.
Владения мисс Маунтджой раскидывались как-то очень причудливо, и каретный сарай располагался в конце огороженной изгородями тропинки. Я спрятала «Глэдис» за самшитовой изгородью и двинулась дальше пешком.
Приблизившись к строению, я увидела, что слова «каретный сарай» — не более чем вежливое название. На самом деле чуть ли не насмешка.
Здание было квадратным, нижний этаж кирпичный, второй — деревянный. Грязные окна свидетельствовали о заброшенности и паутинах; о таких окнах говорят, что они смотрят на тебя.
Дверь когда-то была покрашена, но краска вздулась пузырями и обнажила серое обветшавшее дерево, из таких же некрашеных досок был верхний этаж.
Я обернула ладонь носовым платком и подергала ручку. Дверь была заперта.
Окна первого этажа располагались слишком высоко, чтобы через них можно было влезть внутрь, а переплетение ивовых веток — слишком хрупким, чтобы по нему можно было забраться. Шаткая лестница устало прислонилась к стене, слишком опасная, чтобы ею воспользоваться. Я решила обойти дом сзади.
Надо быть осторожной. Только покосившийся деревянный забор отделял заднюю сторону каретного сарая от плакучей ивы мисс Маунтджой: мне придется пригнуться и бежать, как спецназовцу на пляже.
В конце забора находилось проволочное сооружение, из которого донеслось, когда я приблизилась, возбужденное кудахтанье. Там сидел самый большой петух, которого я когда-либо видела, настолько крупный, что он сутулился, переступая по клетке.
Стоило птице увидеть меня, как она бросилась к проволоке, разделявшей нас, с ужасающим треском хлопая мне в лицо крыльями. Моим первым побуждением было рвануть со всех ног, но тут я заметила умоляющий взгляд его мармеладных глаз.
Да он же голоден!
Я взяла пригоршню корма из коробки, прибитой к каркасу загона, и бросила сквозь ячейки. Петух набросился на еду, словно волк на русского путешественника; его красный, словно бумажный мак, гребешок деловито и с энтузиазмом задергался вверх-вниз.
Пока он пировал, я обратила внимание на дверцу в дальнем конце загона, открывавшуюся в каретный сарай. Размером она была не более чем с петуха, но мне подойдет.
Я бросила еще пару пригоршней корма. Загон был всего семь футов в высоту, но это слишком много, чтобы я могла подпрыгнуть и ухватиться за верхнюю перекладину. Я попыталась полезть по ячейкам, но туфли не могли зацепиться.
