Слишком поздно, чтобы разворачиваться и бежать. Придется выжать из ситуации максимум пользы.
— О, инспектор, — сказала я, — я как раз собиралась позвонить вам и рассказать, что я нашла!
Я отдавала себе отчет, что веду себя неискренне, но ничего не могла с собой поделать. Я протянула ему деревянную подставку.
— Это было в кустах у тропинки. Думаю, это часть хрустального шара Фенеллы.
Он извлек шелковый носовой платок из нагрудного кармана и принял деревянную букву «О» из моих рук.
— Тебе не следовало касаться ее, — сказал он. — Ты должна была оставить это там, где нашла.
— Я понимаю, — ответила я. — Но было слишком поздно. Я дотронулась до нее раньше, чем увидела, вовсе не собираясь это делать. Оно оказалось спрятано в траве. Я просто зашла в кусты на секундочку…
Выражение его лица сказало мне, что я иду по тонкому льду: я уже использовала «зов природы» в качестве предлога и не стоит повторяться.
— Вы меня видели, не так ли? Вот почему вы остановились и ждали меня здесь.
Инспектор проигнорировал этот отточенный образчик дедуктивной мысли.
— Садись, пожалуйста, — сказал он, открывая заднюю дверь «воксхолла». — Надо поговорить.
Сержант Грейвс обернулся и выстрелил в меня быстрым насмешливым взглядом с водительского сиденья, но не улыбнулся. Только теперь я поняла, насколько серьезны мои проблемы.
Мы подъехали к парадному входу в Букшоу в молчании.
Это была моя вторая полная исповедь за последние дни.
Мы сидели в гостиной — все, за исключением отца, стоявшего у окна и рассматривавшего декоративное озеро с таким видом, будто от этого зависит его жизнь.
Он настоял на том, чтобы мы все присутствовали, и вызвал Фели и Даффи, которые примчались раздражающе быстро и теперь чопорно сидели рядышком на диване, покрытом цветочным узором, словно парочка жаб, зашедших на чай.
— Прискорбно, — вещал инспектор Хьюитт, — что наше расследование так сильно скомпрометировано. Места преступлений потревожены… улики испорчены… решающая информация утаивается… С трудом представляю, с чего начать.
Разумеется, он говорил обо мне.
— Я пытался донести до Флавии серьезность этих вопросов, но без особого успеха. Посему, опасаюсь, я должен настаивать, полковник де Люс, чтобы до завершения нашей работы вы заперли ее в Букшоу.
Я не могла поверить своим ушам. Запереть в Букшоу? Почему бы не отправить меня в Австралию и так решить вопрос?
Что ж, порадовались и хватит репетиций в хоре и киновечеров. Покончено с отцовским постановлением, что мы должны больше выходить семьей.
Отец пробормотал что-то и перевел взгляд с декоративного озера на далекие холмы.
— После этого, — продолжал инспектор, — мы переходим к настоящей причине нашего присутствия.
Настоящей причине? Мое сердце ушло в пятки, как будто знало что-то, чего еще не знала я.
Инспектор извлек свой блокнот.
— Были взяты показания у мисс Урсулы Випонд, которая говорит, что была свидетельницей, как из реки достал то, что она описала как… — Он открыл блокнот и перелистнул несколько страниц. — …стеклянную сферу…
Мои глаза расширились.
— …ребенок, которого, как она имеет причины полагать, зовут Флавия де Люс.
Будь проклята эта женщина! Я сразу же поняла, что эта назойливая особа некто иная, как эта троллиха Урсула, обитающая в коттедже Ванетты Хейрвуд в Мальден-Фенвике. Я внесла это гнусное существо в свою записную книжку, но не знала ее фамилии.
Она стояла, притаившись, среди кустов в Изгородях и наблюдала, как я подняла хрустальный шар Фенеллы из реки.
— Ну и?
По тону я определила, что инспектору невтерпеж.
— Я собиралась отдать его вам прямо сейчас, — сказала я.
— Где он? — спросил он.
— В моей лаборатории. Я пойду принесу и…
— Нет! Оставайся на месте. Сержант Грейвс займется этим.
Удивленный, сержант перестал глазеть на Фели и вскочил на ноги.
— Секунду, сержант, — сказала она. — Я провожу вас.
Предательница! Змея! Даже когда ее младшая сестра под угрозой, Офелия может думать только об ухаживаниях!
— Постойте, — вмешалась я. — Лаборатория заперта. Мне надо принести ключ.
Не успел никто остановить меня, как я проскочила мимо Фели и сержанта и была уже на середине вестибюля.
Правда заключалась в том, что ключ лежал у меня в кармане, но они могли узнать об этом только одним путем — перевернуть меня вверх тормашками и потрясти.
Я взлетела по лестнице, перепрыгивая через ступеньку, как будто все злые духи Аида неслись за мной по пятам. Я вбежала в восточное крыло и поспешила по коридору.
Резко толкнула дверь, она распахнулась, и я чуть не оказалась в объятиях… Порслин!
26
— Что ты здесь делаешь? — прошипела я, мое сердце еще колотилось, как падающий молот. — Я думала, ты в Лондоне.
— Я могла бы быть там, — ответила Порслин, — но что-то заставило меня вернуться и извиниться.
— Ты это уже сделала, — сказала я. — Я могу прожить без твоих так называемых извинений.
— Я знаю, — произнесла она, — прости меня. Я не сказала тебе правду насчет Фенеллы. Она была без сознания, когда я пришла в больницу. И она не говорила, что ты напала на нее. Я все это выдумала, чтобы сделать тебе больно.
— Но зачем?
— Не знаю. Хотела бы знать, но не знаю.
Внезапно она разрыдалась так, будто у нее вот-вот сердце разорвется. Не раздумывая я подошла к ней, обняла и положила ее голову себе на плечо.
— Все хорошо, — сказала я, хотя на самом деле это было не так.
Но что-то внутри меня внезапно сдвинулось, как будто неожиданно переставили мебель, и я со странным новым спокойствием поняла, что мы все уладим позже.
— Жди здесь до моего возвращения, — сказала я. — Отец ожидает меня внизу, и я не должна заставлять его ждать.
Что вообще-то правда.
Когда я вошла обратно в гостиную, сержант Грейвс все еще стоял рядом с Фели с разочарованным выражением лица.
— Я положила его сюда, — объяснила я, подавая инспектору Хьюитту картонную коробку, — чтобы как можно меньшее количество предметов контактировало со стеклянной поверхностью.
Я не стала объяснять, что утащила коробку, поскольку она была самого подходящего размера, из спальни Фели.
