Ещё восемь тысяч легионеров Таргус надёргал из всех имеющихся легионов и отправил на Северный Кавказ, откуда их уже не вернуть, так как они являются основной силой для проводимой экспансии.
Последние два года в тренировочном лагере «Нёр» готовили экстраординариев, поэтому VI-й и VII-й легионы начали готовиться только два месяца назад.
Неизвестно, сколько будет длиться война, вероятно, подготовка легионов будет закончена к самому её концу.
Таргус, после отказа тогда очень гордой Марии Терезии, поставил на этой войне крест и вообще не собирался ввязываться в европейские войны, но теперь выходит, что придётся вмешаться по максимуму. А легионов нет.
Вероятно, придётся просить тётушку дать энное количество её солдат и что-то подсказывало Таргусу, что это будет отнюдь не бесплатно.
Но узнать это можно только одним способом.
//Российская империя, г. Санкт-Петербург, 1 июля 1743 года//
— Ваше Императорское Величество, — обозначил поклон Таргус. — Рад приветствовать вас…
— Иди ко мне, золотой мой! — распростерла руки императрица.
Таргус послушно подошёл и оказался в крепких объятиях тёти. Поцеловав раз восемь, Елизавета отпустила его и внимательно осмотрела.
— Возмужал! Окреп! — с гордостью произнесла она и развернула к наблюдающему за всем этим двору. — Истинный воин-завоеватель! Смотрите, шаркуны придворные!
На Таргуса, который не успел переодеться в «домашний» мундир, уставились сотни пар глаз.
«Многовато у неё людей при дворе…» — подумал он отстранённо.
Безопасностью занимаются его специалисты, поэтому случайных людей тут нет.
Санкт-Петербург полностью под шпионским колпаком Зозим, его контролируют не хуже, чем Александриненсбург.
Реформа местной полиции была проведена следственным комитетом Шлезвига, лично фон Вольфом, который, согласно старому ежемесячному отчёту, убыл из Санкт-Петербурга четыре месяца назад.
Полицмейстерская канцелярия, заведовавшая общественной безопасностью, была вследствие реформ расформирована, так как компетентных кадров там было очень мало. Нет, в текущих реалиях они работали просто отлично, это было выдающееся достижение Петра Великого, но, совершенно не удовлетворяя стандартам фон Вольфа.
Штаб-квартира этой организации располагалась в Москве, что тоже сказывалось на качестве управления Санкт-Петербургскими силами полиции.
В итоге был учреждён Следственный Комитет города Санкт-Петербурга, а полицмейстерская канцелярия расформирована.
Елизавета на всё это дала однозначное «добро», так как не понаслышке знала, что в Шлезвиге можно спокойно ходить ночью в одиночку и не опасаться ограбления. Все, кто мог бы заняться ночным разбоем, уже давно и плодотворно работают на рудниках в Швеции, добывая медь и железо во имя Его Величества Карла Петера I.
Сама императрица, вопреки уговорам от собственной охраны, прогулялась по ночному Александриненсбургу, о чём Таргус узнал от фон Вольфа, сообщившего об августейшем ночном променаде следующим утром.
Сделать Санкт-Петербург чем-то напоминающим Александриненсбург — это мечта Елизаветы, которая не жалеет денег на реформы и строительство новых задний с рациональной инфраструктурой.
Таргус сам удивился этому нездоровому энтузиазму, когда ехал по мощёной улице к Зимнему. Тротуары вдоль дороги были разобраны, на их месте зияли глубокие котлованы, предположительно для будущей системы канализации.
Идея с централизованной системой отвода нечистот легла на благодатную почву и Таргус был этому очень рад. Не придётся в будущем заниматься всеми этими утомительными вопросами по приведению города в порядок.
Санкт-Петербург преображался, его начали заковывать в бетон, рецептура которого перестала быть секретом и распространилась по миру.
«Возможно, это одна из вещей, принесённых мною, навсегда изменившая мир», — подумал Таргус.
— Проголодался? — радушно спросила императрица. — Пойдём в обеденный зал, накормим тебя чем-нибудь!
— Да, не посмею отказаться, — улыбнулся Таргус.
Обеда пришлось ждать около двадцати минут. Это очень оперативно по современным меркам.
— Итак, как там мой Кавказ? — пытливо спросила Елизавета.
— Я поручил его Миниху, — ответил Таргус. — Состояние дел отличное: мы только начали, поэтому аборигены ещё толком ничего не поняли. В будущем ожидаю эскалацию. Воевать придётся долго, жестоко, но с финансированием проблем не ожидается, как и с людскими ресурсами, поэтому уже через пару лет можно завозить переселенцев. Необходимо распахать плодородные земли в долинах, коих там в изобилии, построить первые поселения и вообще заняться строительством дорог. Ладно, крепости и дороги — это моя часть работы, а вот остальное требует финансирования с твоей стороны, тётушка.
Елизавета оценивающе посмотрела на Таргуса. Мало кому понравится идея того, что в захваченные земли придётся вкладывать серьёзные деньги.
— Если ты хочешь, чтобы эта земля точно стала твоей, — вновь заговорил Таргус. — То нужно обеспечить пятикратное численное превосходство твоих колонистов над аборигенами, а также создать для своих людей достойные условия существования. Последнее нужно, чтобы кто-то вообще захотел туда поехать.
— Чем мне поможет обилие крестьян на Кавказе? — недоуменно спросила Елизавета.
— Тем, что горцы перестанут там что-то решать, — улыбнулся Таргус. — Имперская власть возможна только над теми, кто её принимает. Принимают ли твою власть горцы?
Примечания:
1 — Ауксиларии — от лат. auxilaris — вспомогательные войска в римском легионе. Набирали их преимущественно из союзных народов или иностранных наёмников. В состав легиона не входили, но формировали удобные для примерного исчисления когорты. Как правило ауксиларии восполняли своим существованием то, чего не могли или не хотели включать в стандартный легион римляне: специализированную кавалерию, лучников, пращников, инженеров и так далее.
2 — Парки (лат. Parcae) — богини судьбы в древнеримской мифологии. Всего их было три: Нона, Децима и Морта. Нона тянет пряжу, прядя нить человеческой жизни, Децима отмеряет длину нити, то есть продолжительность человеческой жизни, а Морта перерезает нить, символизируя конец человеческой жизни и избавление от страданий. Да, древние римляне считали, что жизнь — это сплошное мучение, прерываемая скоротечными радостными событиями, а смерть — это конец мучениям. Поэтому они с лихвой превосходили тогда ещё ноунеймных японцев в вопросе решительного самоубийства из-за позора. В расстроенных чувствах наброситься на меч из-за невыносимого позора для себя или для дома — для римлян это было чем-то обыденным. Кто-то не мог заставить себя и продолжал жить, но римское общество таких считало ссыкунами, с которыми даже разговаривать не о чем. Времена были суровые, нравы тоже, а про ценность человеческой жизни римляне даже не слышали.
