Внезапно открылась капсула. Это что, уже два часа прошло? Да нет, быть того не может!
– Евгений Георгиевич, уже восемь часов. Столовая открылась. Вы бы сходили позавтракали. А то проснулись-то давно… – После слов Александры Олеговны желудок словно проснулся, издал протяжный вой, заставив меня немного смутиться. – Вот видите, ваш живот со мной солидарен. Идите в столовую и срочно порадуйте себя чем-нибудь вкусненьким.
По пути мой живот возмутился ещё пару раз, едва не распугав окрестных птиц и пару местных котов. Столовая приветствовала меня вкуснейшими ароматами молочных каш и омлета. Не став заморачиваться, набрал себе всего по порции, ещё прихватив запеканку и оладушки со сметаной. Когда я расправлялся с последним представителем выпечки, в столовой появился Толик. Он за последние несколько дней осунулся, похудел, появились мешки под глазами. Еду он накладывал, не выбирая, брал первое попавшееся. Переживает, похоже… Внезапно это подтолкнуло меня к мысли: почему я не переживаю? Ведь деда я любил, а со смертью его смирился практически сразу. Не было этого периода самобичевания, посыпания головы пеплом, да и просто траура у меня как такового не было. Почему? Неужели я такой плохой внук? Почему я принял это как данность, влез в какую-то игру, начал там ерундой страдать, где мои эмоции? Что со мной не так? Ведь прошло всего ничего – полтора месяца, а я уже и думать забыл о том, что умер мой самый близкий, а по сути, даже единственный родной мне человек. От этих мыслей мне стало не по себе. Может, я и правда ненормальный какой-то?
Толик опустился с подносом за соседний стол. Я пошёл за добавкой. Трёх порций каш и одной омлета явно было недостаточно. Взяв ещё порцию рисовой каши, запеканку и оладушки (уж очень они замечательные), присел к Толику. Тот ел молча, жевал, почти не глядя, да и не пережёвывая толком. Глотал еду почти как утка.
– Толик, ты себе желудок испортишь.
– А? Что? – внезапно встрепенулся тот, и его взгляд сфокусировался на мне. – О! Жендос, а ты как тут очутился?
– Присел, вот и появился, – немного грубовато вырвалось у меня, но я поспешил исправиться: – Ты где витаешь-то? Ты же ничего вокруг не видишь, небось даже не знаешь, какую кашу сейчас лопаешь!
– Кашу? – Он растерянно посмотрел в тарелку. – Действительно, каша. Овсянка, надо же… Никогда не любил овсянку… А мама в детстве всегда меня ей пыталась накормить, говорила, что это самая полезная каша.
– Правильно говорила. Овсянка действительно самая полезная. Так что с тобой?
– Да понимаешь, все мысли сейчас об игре. Целиком там. Постоянно изучаю новые способы самосовершенствования. Раньше этого как-то не понимал, ну такого увлечения игрой, а теперь и сам пристрастился. Хотя у меня есть оправдание: мне же деньги нужны, вот я и пытаюсь там как-то себя прокачать. Причём хорошо прокачать. Ты знаешь, некроманты, оказывается, довольно сложный класс. Надо знать анатомию, уметь обращаться с кожей, костями и прочими составляющими человеческих и не только тел. Ведь некромантия – это не только оживление мёртвых, но ещё и химерология, и использование ядов. Ты знал, что трупный яд относится сразу к двум категориям ядов одновременно: животным и бактериологическим? А в зависимости от концентрации он может быть как отравляющим, так и заражающим. Парализующим, правда, не может, но на этот счёт у некросов свои фишки есть. Ты знаешь, я раньше даже и не представлял, что внутри человека всё так совершенно продумано. Почти ни одной лишней части нет, всё для чего-то да предназначено. И кстати, знаешь, что человеческая кожа, вымоченная в морской воде, приобретает довольно неплохую эластичность и прочность?
– Толик, мы в столовой! У меня сейчас завтрак обратно полезет, – взмолился я, прерывая поток знаний, выплёскиваемый собеседником на меня.
– Ох, прости, не подумал. Но ты знаешь, это всё настолько занимательно и удивительно. Мне кажется, что я начинаю понимать, откуда в нашем мире в своё время появлялись все эти магии вуду, чёрная магия и так далее. В момент перехода любого существа из живого состояния в мёртвое кажется, что сможешь в любой момент повернуть этот процесс вспять. И в игре это почти удаётся. Тело действительно оживает, в реальности-то это, ясен пень, не выйдет. Но в виртуале, управляя этими эманациями магии смерти, ощущаешь себя таким живым, словно до этого никогда и не жил. Это завораживает, правда завораживает.
– Толик, может, тебе к психологу сходить?
– А? – Толик опять вынырнул откуда-то. – Да нет, что я там у неё забыл. Со мной нормально всё. Всё хорошо, забей, всё – тип-топ!
– Давай всё же сходим к Александре Олеговне, мне тоже к ней как раз надо заглянуть.
– А тебе туда зачем?
– Да у меня вчера вечером с капсулой ерунда какая-то творилась, вот она меня сегодня и тестирует всего на случай протечки мозгов в капсулу. А ещё техника обещала заслать, мою капсулу проверить.
– А чего у тебя с капсулой? Коротнуло, что ли?
– Да нет, там какая-то непонятная хрень вообще произошла. Меня в игре магией долбали, камни к специальному костюму присоединяли для повышения сопротивления, так что-то в этот момент капсулу лихорадить и начало.
– А сам ты себя как в этот момент ощущал?
– Как-как! Хреново. Как себя ещё можно ощущать, когда тебя поджаривают молнией, постепенно повышая напряжение, или когда сгораешь заживо, или замерзаешь, льдом покрываясь, или когда в брюхе какие-то твари начинают поедать тебя изнутри. В общем, приятного ничего не было. Хотя, постой, вру. В конце по мне пропустили лечебное заклятье, так вот оно было весьма приятным, я бы даже сказал чересчур.
– Я даже знать не хочу, как ты смог это всё вытерпеть. Это же нереально. Я как-то попал под огонь, так мне мало не показалось, хотя длилось это всего пару-тройку секунд. Но зачем тебе все эти сопротивления? Ты что, танк?
– Да я и сам пока понять не могу, кто я. Вроде рейнджер.
– То есть? Как это ты не можешь понять, кто ты? Класс у тебя какой?
– Извини, Толик, но мне сказали, что лучше о своих характеристиках никому не говорить. С тех пор я никому своих характеристик не рассказываю.
– А, так ты тоже из этих…
– Из каких-таких этих?
– Из параноиков, которым кажется, что все вокруг только и жаждут узнать особенности их неповторимого билда, будто ничего важнее в жизни нет.
– Наверное, ты прав, есть у меня определённая степень паранойи. Но и на это у меня есть весьма веские основания.
– Ну да, ну да… Не хочешь говорить – не надо, заставлять не буду. Я бы даже сказал, что не очень-то и хотелось. Сам разбирайся, кто ты есть и кем хочешь быть. А я, пожалуй, пойду и дальше некроманствовать.
– А психолог?
– А что психолог? Пусть себе психологией занимается в своем кабинете. Я её не трогаю, а она – меня, и всем хорошо.
– А может, всё-таки сходим, пообщаешься с ней?
– Нет, я – пас. Мне и так неплохо. Ладно, бывай…
