Так или иначе, по Москве пронесся слух, что враг уже возле города. Именно это и стало сигналом к массовым беспорядкам. Тысячи людей решили, что советской власти все-таки пришел конец. Одни ринулись грабить магазины, другие бежать из города.
«Эвакуация» руководящих работников происходила в такой спешке и сутолоке, что невольно подавала пример всем остальным. Быстрее всех сбежали те, кто больше всего призывал народ сражаться до последнего, а именно аппарат ЦК ВКП(б). Здание ЦК на Старой площади превратилось в бедлам. В комнатах было разбросано противопожарное оборудование и противогазы, в кабинетах царил полнейший хаос. Повсюду валялись секретные бланки и всевозможная переписка, в том числе директивы и телеграммы. В опустевшем здании были обнаружены брошенные в панике больше сотни печатных машинок, 128 пар валенок, тулупы, 22 мешка с обувью, несколько тонн мяса, картофеля, несколько бочек сельдей и т. д. Вот, оказывается, куда девались дефицитные продукты!
[28]
Понятно, что более мелким чинам сматываться сам бог велел. 16 октября в Москве началось попросту повальное бегство. На одном из авиазаводов директор Перовский взял гербовую печать, после чего сел в машину и угнал на ней в неизвестном направлении. Его примеру тут же последовали начальники цехов и отделов, бросив рабочих на произвол судьбы. Аналогичным образом в опытном конструкторском бюро Наркомата боеприпасов его руководители по собственной инициативе уничтожили 30 токарных и фрезерных станков, после чего сели в машину и уехали.
Впрочем, не всегда начальству удавалось незаметно удрать. Во дворе завода «Точизмеритель» в ожидании зарплаты собралось большое количество рабочих. Увидев автомашины, доверху груженные личными вещами работников Наркомата авиационной промышленности, толпа окружила их и стала сбрасывать вещи. Раздались крики с требованием выдачи денег. Когда же директор завода Гольдберг вышел из машины и попытался открыть рот, в ответ послышалась матерная ругань с угрозами, а все его имущество растащили «в счет зарплаты».
Не отставали от своих классовых братьев и рабочие цехов Московского мясокомбината имени Микояна. Уходя в массовый «отпуск», они по пути к проходной зашли на склад и утащили оттуда пять тонн колбасы. На обувной фабрике «Буревестник» в Сокольническом районе в 17:00 собралась толпа рабочих, требовавших выдачи зарплаты. Однако денег в кассе на всех не хватило, и тогда рабочие снесли с петель ворота и расхитили всю готовую обувь вместе с полуфабрикатами.
[29]
Ночью на московских улицах начались массовые погромы, люди разбивали витрины, выламывали двери и выносили все из промтоварных и продовольственных магазинов. Мгновенно возникли банды мародеров, по-стахановски обчищавшие хаты «эвакуировавшихся» начальников и барыг.
Паника началась и на транспорте. Вагоновожатые трамваев и троллейбусов, наслушавшись от пассажиров «последних новостей» о том, что вот-вот из-за перекрестка появятся немецкие танки, решили, что дальше работать не стоит. Одни отправились в депо, другие и вовсе бросали транспорт посреди улицы и убегали домой. Перестало ходить и легендарное московское метро.
Журналист Н. К. Вербицкий записал в своем дневнике: «Да, 16 октября войдет позорнейшей датой, датой трусости, растерянности и предательства в историю Москвы. Люди, которые первые трубили о героизме, несгибаемости, долге, чести… Опозорено шоссе Энтузиастов, по которому в этот день неслись на восток автомобили вчерашних «энтузиастов», груженные полированными кроватями, кожаными чемоданами, коврами, шкатулками и жирным мясом хозяев всего этого барахла».
[30]
В последующие дни беспорядки в столице и бегство из нее продолжались. С завода № 67 имени Тимошенко сбежали ряд ответственных работников, в том числе председатель завкома Затрусин, начальник финотдела Кристалл, заместитель секретаря парткома Храмов и др. Рабочие же разнесли стоявшую у заводского склада полуторку с продуктами и растащили все по домам. Бросили на произвол судьбы свои учреждения и сбежали председатель Мосгорпромсовета Г. Пасечников и начальник управления по делам искусств Т. Фрумкина. Директор 1-го Московского медицинского института В. В. Парин, его заместители по учебной части и АХЧ, директор клиники Вольпян, его заместитель Мазо, главный бухгалтер Ионов и секретарь парторганизации Пащинцев на автомобилях спешно покинули Москву, оставив без руководства госпиталь с ранеными, клинику с больными, профессорско-преподавательский состав и студентов.
На заводе № 69 Наркомата вооружений во время погрузки технического спирта для отправки в Екатеринбург группа рабочих буквально вырвала бочку со спиртом и организовала пьянку. У ворот автозавода имени Сталина собрались полторы тысячи рабочих, которые стали митинговать, требуя пустить их на территорию завода и выдать зарплату. При этом вахтера, охранявшего проходную, ударили лопатой по голове. Когда же к месту подоспели два милиционера, что было большой редкостью в те дни, разгоряченные рабочие избили их.
[31]
Вскоре паника стала подогреваться «информацией», что немцы уже вошли в город и движутся на Кремль. Решив, что Сталину конец, народ с новой силой бросился на улицы. Рабочий одного из московских заводов вспоминал: «Немцы в Москве? Что делать? Я решил поехать к отцу и спросить у него. Мой отец работал в штабе противовоздушной обороны Северной (теперь Ярославской) железной дороги, который располагался на Каланчевке, жил на казарменном положении. И я поехал к нему на трамвае № 32, для того чтобы узнать, что надо делать. Разбитые витрины, грабежи и веселье. Я видел, как люди тащили на плечах не только мешки, но и целые окорока, видел женщин, державших сцепленные пальцы рук над головой, а на руки у них были надеты круги колбасы. Рабочий люд грабил и веселился, как будто ничего ему не грозило». Толпу подогревала полная безнаказанность и неожиданно свалившаяся на нее свобода.
Паническое бегство из города продолжалось 17 и 18 октября. А всесильный НКВД вдруг куда-то растворился, как будто его и не было, видимо, боясь мести народа за пережитое в 1936–1938 годах. Как показывает опыт, тоталитарный режим и его карательный аппарат силен только до определенного момента, пока политическое руководство твердо держится у власти.
Пока одни грабили, тысячи людей удирали на восток на машинах, телегах и велосипедах, многие шли пешком, обвешанные котомками. На шоссе Энтузиастов, ведущем из Москвы на восток к Горькому, начались массовые погромы. Разъяренная толпа опрокидывала автомобили с начальством и грабила их имущество, а потом сбрасывала в кювет. При этом «предпочтение» отдавалось лицам, «похожим на евреев». Кроме того, активизировались криминальные элементы. Участились случаи ограбления оставленных квартир, брошенных без присмотра складов и магазинов.
Начавшееся же по-парадному немецкое наступление к концу октября 41-го безнадежно увязло в грязи и лужах, кроме того, значительные силы потребовались для уничтожения окруженных войск Западного и Резервного фронтов. Посему жизнь в столице в конце октября стала чуть-чуть налаживаться. Для наведения порядка пришлось создать в каждом районе Москвы комендатуру. В распоряжение каждого коменданта выделялась рота солдат внутренних войск НКВД, четыре военных следователя и десять автомобилей. В результате принятых мер в городе удалось более или менее навести порядок. Только в период с 15 по 28 октября были арестованы 760 дезертиров и 933 человека из числа так называемого «антисоветского элемента».
[32] 30 октября, видимо с целью наказать москвичей за трусость, Сталин подписал приказ о прекращении продажи вина и водки в столице.
