«Пусть вы не обратили внимания на гигантский плакат «Германия», установленный у переправы через пограничную речушку. Но вот вы осматриваетесь по сторонам и сразу понимаете: вы в Германии, – рассказывала статья «В берлоге зверя». – Здесь все стандартно, однообразно, невыразительно. Одинаковые дома под черепицей, одинаковые двери, окна, занавески. Деревья высажены и пострижены по линейке, сантиметр в сантиметр». Вот то ли дело у нас в Советском Союзе! Никаких вам стандартов и однообразия! «Выразительные» и разнотипные старые особняки, избы, «щитки», бараки и «засыпушки» с «уникальными» дверями, разноразмерными окошками и разноцветными занавесками. А все почему? А потому, что в Германии живут люди, лишенные вкуса! Люди, которым недоступны «обычные бесконечно многообразные порывы сердца».
Далее пресса рассказывала о «типичном доме немецкого барона»: «Трехэтажный особняк. Добротные хозяйственные постройки. Тут же – низенькие бараки с крохотными оконцами для русских и украинских батраков. Эмалированные поилки и кормушки для коров и свиней. Жестяные, ржавые миски и деревянные ложки для батраков. В вестибюле особняка все стены увешаны рогами оленей и серн. В центре, против входа, две плети – маленькая и громадная, с куском металла на конце. Над маленькой подпись: «Для собак», над большой: «Для русских»… В детской – танки, пушки, крейсеры со свастикой. В левом углу кроватка под кружевным балдахином. В правом – тир. На помосте игрушечный пулемет, стреляющий остроконечными пульками. У стены – пронзенные этими пульками мишени – фигурки девушек в украинских костюмах, хоровод детишек. Высоко над мишенями – портрет стрелка – 10–12-летнего мальчишки с наглыми, пустыми глазами». В общем, по всему видно: это дом фашистов!
Далее автор живописал содержимое баронских закромов: «Шкафчик для лекарств. В шкафу много стерилизованных бинтов с маркой «Орехово-Зуевский хлопчатобумажный трест». Эта находка заставляет меня внимательнее присмотреться к вещам. Вот ленинградский патефон. Вот теннисные ракетки с эмблемой «Динамо». Украинские расшитые полотенца. В будуаре баронессы одеколон и духи «Тэжэ», туфли фабрики «Парижская коммуна», шелковое платье с пометкой «По заказу центрального универмага Наркомторга». Не баронский особняк, а склад ворованных вещей».
Рассказы, точнее, россказни о жизни в Германии в 1945 году стали как бы апофеозом всей советской пропагандистской эпопеи о Второй мировой войне. В прежние годы гражданам постоянно внушали, что немцы нас грабят, вывозят наше колхозное добро и обирают до нитки оккупированные территории. К концу войны у народа конечно же накопились резонные вопросы, в частности, куда же делись все эти награбленные богатства? И вот ответ! Отнятыми у крестьян и рабочих патефонами, полотенцами, обувью, оказывается, пользовались германские бароны! А баронессы ходили на вечеринки в туфлях фабрики «Парижская коммуна» и пользовались советским парфюмом! Разжились гады на всем советском!
«Отступая, немцы ничего не успели взять с собой, – продолжался рассказ. – Это хорошо. Теперь их можно судить с вещественными доказательствами в руках. В каждом уцелевшем из городов – Розеньерге, Конштадте, Намслау, во всех деревнях бойцы видят минскую махорку, добрушскую бумагу, речицкие спички, сельскохозяйственные машины Россельмаша, «Красного Аксая», «Коммунара», видят тысячи вещей, сделанных умелыми и трудолюбивыми руками советских людей. Наш старшина Шаронов нашел тут швейную машинку Подольского завода. Он работал на этом заводе, машинка его сборки».
Тогда до Победы оставалось еще два с половиной месяца. «На восток идут житомирские, полтавские, сумские девушки. Идут из немецкой неволи, к прежней жизни, к свободе и счастью… Бойцы спешат на запад, – писала «Правда». – Там центр звериного логова. Там сосредоточение и источник невиданных преступлений. Идут бойцы легко, будто не они прошли с жестокими боями тысячи километров».
Дайте еще денег…
Победный май сорок пятого принес трудящимся не только радость, но и новые непредвиденные расходы. В течение войны им уже не раз приходилось тратить часть своей и без того скудной зарплаты на всевозможные сборы средств в фонд обороны и облигации. И это помимо никем не отмененного подоходного, да еще и дополнительного военного налога, введенного осенью 1941 года (суммарно почти 25 % от дохода). А буквально накануне Победы, 4 мая государство объявило добровольно-принудительную подписку на 4-й государственный военный заем.
[47]
Граждане могли внести деньги как наличными, так и путем отчислений из будущей зарплаты. Можно было, конечно, и отказаться, но кто тогда давал гарантию, что у начальства не возникнет вопрос: а не гитлеровец ли ты, коли жалеешь денег на Победу? Ведь заем совсем не случайно был объявлен за считаные дни до Победы, пока время позволяло присвоить ему статус «военного», то есть срочного и фактически обязательного. Посему подписка шла гладко. Кто-то проявлял инициативу самостоятельно, другие отдавали деньги целыми коллективами по единогласному решению общего собрания. Как водится, подписка сопровождалась митингами и собраниями коллективов, а также речами передовых стахановцев и колхозников. Притом что исход войны был уже окончательно решен, основным лейтмотивом подписки тем не менее стала именно цель «окончательно добить врага».
«Свыше миллиона рублей дал взаймы государству медицинский институт, – рассказывала статья «Ни одного трудящегося без облигаций четвертого государственного военного займа». – Профессор Гурвич подписался на 6 тысяч рублей, профессор Кавареров, ассистент Корнеев и многие другие – на двухмесячную заработную плату. Самую высокую подписку в педагогическом институте дал исторический факультет. Доктор исторических наук – профессор Архангельский оформил подписку на 5 тысяч рублей… Уже через час после опубликования постановления о выпуске нового займа в институте инженеров водного транспорта подписались почти все студенты и сотрудники. Многие из преподавателей оформили подписку в размере двухмесячного оклада».
Дружно шел сбор денег и в сельской местности. «Советское правительство выпустило новый заем – заем победы над немецкими захватчиками, – сказал на митинге председатель колхоза «Алга», депутат Верховного Совета СССР Саберов. – Но товарищ Сталин учит нас, что победа сама не приходит, ее добывают в тяжелых боях и упорном труде. Деньги, которые мы дадим нынче взаймы государству, ускорят окончательный разгром врага». «Я от всего сердца даю взаймы государству на нужды Красной армии 4 тыс. рублей и вношу их наличными. Пусть мои скромные сбережения пойдут на усиление боевой мощи Красной армии, чтобы она скорее одержала полную победу над фашистскими разбойниками», – вторил ему колхозник Николай Железов.
«Колхозники горячо поддержали призыв. Через час сумма подписки составила 425 тысяч рублей, из которых 125 тысяч поступило наличными… Подписка на заем по Чкаловскому району гор. Дзержинска в первый же день достигла 169 % к фонду месячной зарплаты. Подпиской охвачено 98,7 % рабочих… Колхозники Уренского района в первый день подписки внесли более 350 тысяч рублей наличными», – рассказывала временная рубрика «Хроника подписки».
