— Только что звонил Конев и доложил о прорыве.
Ещё через минуту Сталин вынес вердикт:
— Я думаю передать завершение операции в руки Конева, а вам и Ватутину лучше сосредоточить внимание на внешнем фронте. Войска 1-го Украинского фронта, принимающие участие в окружении, мы передадим Коневу.
Предложение Верховного несколько обескуражило Жукова. Он попытался объяснить Сталину, что в сложившейся обстановке лучше ничего не менять. Для этого были веские основания. Противник находится в «котле», вся территория насквозь простреливается нашей артиллерией. Снабжение по воздушному мосту практически блокировано — авиация не допускает немецких «транспортников» к окруженцам. Поэтому за три-четыре дня можно управиться с уничтожением вражеской группировки. Тем более что главную роль в окружении сыграли войска Ватутина, которые и лучше действовали. Переподчинение же войск, считал Жуков, лишь затянет операцию.
— Ватутину и возглавляемым им войскам будет обидно не быть отмеченными за их ратные дела, — резюмировал Жуков.
Но Сталин не стал продолжать разговор, бросил трубку. Это было в его манере, особенно в раздраженном состоянии.
Через два часа из Москвы поступила директива Ставки ВГК № 220022 следующего содержания:
«Командующему 1-м Украинским фронтом Командующему 2-м Украинским фронтом Тов. Юрьеву
[57]
Ввиду того, что для ликвидации корсуньской группировки противника необходимо объединить усилия всех войск, действующих с этой задачей, и поскольку большая часть этих войск принадлежит 2-му Украинскому фронту, Ставка Верховного Главнокомандования приказывает:
1. Возложить руководство всеми войсками, действующими против корсуньской группировки противника, на командующего 2-м Украинским фронтом с задачей в кратчайший срок уничтожить корсуньскую группировку немцев.
В соответствии с этим 27-ю армию в составе 180, 337, 202-й стрелковых дивизий, 54-го, 159-го укрепленных районов и всех имеющихся частей усиления передать с 24 часов 12.2.44 г. в оперативное подчинение командующего 2-м Украинским фронтом...
2. Тов. Юрьева освободить от наблюдения за ликвидацией корсуньской группировки немцев и возложить на него координацию действий войск 1-го и 2-го Украинских фронтов с задачей не допустить прорыва противника со стороны Лисянки и Звенигородки на соединение с корсуньской группировкой противника.
Исполнение донесите.
Ставка Верховного Главнокомандования.
И. Сталин
А. Антонов
12 февраля 1944 года».
Присланная директива вызвала недоумение у Николая Фёдоровича. Он тут же позвонил Жукову, полагая, что именно представитель Ставки стал инициатором этой перестановки. Не скрывая обиды, Ватутин прямо заявил Жукову:
— Товарищ маршал, кому-кому, а вам-то известно, что я, не смыкая глаз несколько суток подряд, напрягал все силы для осуществления Корсунь-Шевченковской операции. Почему же сейчас меня отстраняют и не дают довести эту операцию до конца? Я тоже патриот войск своего фронта и хочу, чтобы столица нашей Родины Москва отсалютовала бойцам 1-го Украинского фронта.
Жуков, как всегда, был краток:
— Николай Фёдорович, это приказ Верховного, а мы с вами солдаты, давайте безоговорочно выполнять приказ.
Ватутин, проглотив обиду, ответил по-уставному:
— Слушаюсь, приказ будет выполнен!
Много лет спустя Георгий Константинович в своих записках «Коротко о Сталине» сделал такое признание: «Начиная с Курской дуги, когда враг уже не мог противостоять ударам наших войск, Конев, как никто из командующих, усердно лебезил перед Сталиным, хвастаясь перед ним своими “героическими” делами при проведении операций, одновременно компрометируя своих соседей».
И далее Жуков в связи с решением Сталина о переподчинении наступавших частей Ватутина фронту Конева спрашивает: «Нужно ли было это делать в интересах дела? Нет, не нужно. Это нужно было Сталину для того, чтобы вбить ещё глубже клин между Коневым, Ватутиным и мною. Конев сыграл в этом неблаговидную роль».
Но в те нервные часы февраля 1944 года Жуков проявил мудрость — он не стал говорить Ватутину об этой интриге, чтобы не сталкивать его с Коневым. Наверное, он был прав. В условиях войны меньше всего нужно было думать о подковёрных играх...
Войска Ватутина продолжали наступать. И хотя они формально были перенацелены на выполнение других задач, складывающая обстановка не позволяла им бросать начатое дело. В ночь на 17 февраля разыгралась сильная метель. Порывистый ветер гнал лохматые тучи снега, быстро заметая им дороги. Кромешная белая мгла накрыла район боевых действий. Непогода была на руку немцам. Они решили её использовать как последний шанс для прорыва из кольца. Однако лишь небольшой группе генералов и офицеров на танках и бронетранспортёрах удалось вырваться из окружения. До этого немецкое командование успело эвакуировать самолётами еще три тысячи человек. Остальная же масса — десятки тысяч солдат и офицеров были почти полностью уничтожены утром в открытом поле артиллерией, ночными бомбардировщиками и танками. Такой стала расплата немецких генералов, отклонивших ультиматум советского командования о капитуляции.
Вот рассказ офицера дивизии СС «Викинг», чудом уцелевшего той ночью: «Наша дивизия, насчитывавшая около 7 тыс. солдат и офицеров, за две недели потеряла более 4 тыс. человек. Нам приходилось отступать под ураганным огнём русских. Дороги были запружены брошенными машинами и орудиями. Мы были в отчаянии. В ночь на 17 февраля солдатам выдали по усиленной порции водки и разрешили съесть неприкосновенный запас продуктов. В 2 часа был объявлен приказ, в котором говорилось, что на помощь извне больше нечего рассчитывать... Пушки, автомашины, все военное имущество и даже личные вещи было приказано бросить. Едва мы прошли 300 м, как на нас напали русские танки. За танками появились казаки».
На следующий день Москва салютовала войскам 2-го Украинского фронта 20 артиллерийским залпами из 224 орудий. 1-й Украинский фронт этой чести не удостоился, в приказе Верховного главнокомандующего о войсках фронта не было сказано ни слова. 23 февраля Сталин назвал Корсунь-Шевченковскую операцию «новым Сталинградом на правобережье Днепра».
Однако вся слава, связанная с этой блестящей операцией, к месту сказать, вошедшей в историю военного искусства как блестящий пример полного окружения и последующего уничтожения противника, досталась командующему войсками 2-го Украинского фронта генералу армии И. С. Коневу. Ему присвоили звание Маршала Советского Союза. Главный же творец операции — Ватутин ни звания, ни награды не получил.
Было ли обидно Николаю Фёдоровичу? Вне всякого сомнения. Но и эту, очередную, несправедливость он пережил. Горестно, тяжело, но пережил, сказав тогда членам Военного совета фронта:
— Главное, товарищи, разбить врага, а историки потом разберутся во всём. Отчёт же о действиях нашего фронта в Корсунь-Шевченковской операции мы должны направить в Ставку.
