«На занятиях в группах отрабатывалось умение дать всестороннюю оценку обстановки, сделать из нее выводы и принять решение на операцию, — вспоминал в своих мемуарах генерал-полковник Л. М. Сандалов. — При этом каждый слушатель неоднократно бывал и в роли разведчика, и в роли оператора, и в роли начальника того или иного рода войск, и, наконец, в роли начальника штаба и командующего армией. Затем руководитель группы утверждал решение одного из слушателей, и на основе этого решения продолжалась дальнейшая разработка темы. Последующие групповые занятия посвящались составлению приказов на операцию и разного рода документов по планированию ее. В частности, отрабатывались документы по планированию действий специальных родов войск (авиации, артиллерии, инженерных и связи), а также по тыловому обеспечению. С этой целью проводились специальные групповые занятия, которым предшествовали консультации специалистов-преподавателей. Лишь после тщательной самостоятельной подготовки по разделам темы слушатель должен был сдать зачеты... Хорошо проводились у нас и оперативные игры. Вероятным противником на этих играх выступала обычно армия фашистской Германии. Столкновение с ней считалось неизбежным. Однако, по тогдашним нашим представлениям, темпы роста немецкой армии были значительно ниже, чем в действительности, и потому мы рассчитывали, что Германия развяжет войну не так-то скоро. Кроме того, существовало убеждение, что наша армия по численности и техническому оснащению к началу войны непременно будет сильнее войск фашистской Германии и ее потенциальных союзников. В связи с этим отработке тем по обороне уделялось, к сожалению, очень мало внимания».
По свидетельству генерала армии С. М. Штеменко, который учился в те же годы в академии, очень сильным в ней был состав военных историков. Они умели строить свои лекции таким образом, что слушателям была ясно видна не только общая линия развития армий и способов военных действий, но и то, что с пользой можно взять из прошлого для современности. «Особенно выделялся в этом отношении В. А. Меликов, читавший историю Первой мировой войны и буквально влюбленный в нее, — пишет Штеменко в своей книге «Генеральный штаб в годы войны». — Иногда он увлекался настолько, что сядет, бывало, лицом к схемам, развешанным на стойках, и ведет свой интересный, красочный рассказ, повернувшись спиной к слушателям. Звенел звонок на перерыв, а лекция продолжалась. Даже завзятые курильщики не покидали своих мест. Только когда в классе появлялся другой преподаватель, мы отрывались наконец от битвы на Марне или драматических событий в Августовских лесах».
«Все слушатели учились хорошо, — так отзывался впоследствии о своих воспитанниках бывший преподаватель А. В. Голубев. — Их подготовка к каждому занятию была отличной. Я даже удивлялся, когда они успевают так много прочитать советской и иностранной литературы».
Наряду с изучением военных дисциплин слушатели овладевали марксистско-ленинской теорией, практикой партийно-политической работы. По-другому в то время и быть не могло. Коммунистическая партия являлась руководящей и направляющей силой в стране, в вооруженных силах проводниками ее идей и генеральной линии выступали командиры и политработники. Занять высокую командную должность в армии, не состоя в партийных рядах, было практически невозможно. Хотя, конечно, были исключения из правил. Тот же Б. М. Шапошников, пройдя различные ступени армейской лестницы, вступил в партию лишь в 1930 году в возрасте 48 лет. В тот период он руководил Штабом РККА — ключевым органом армии. В возрасте шестидесяти лет получил партийный билет Д. М. Карбышев.
Ватутин стал коммунистом еще в бытность курсантом Полтавской пехотной школы, когда ему исполнилось 20 лет. С тех пор он принимал активное участие в жизни партийных организаций частей, в которых служил. Так, в 1924—1926 годах его избирали секретарем партийной ячейки полковой школы и членом партийного бюро полка. В академии он был членом бюро партийной организации 3-го курса. Когда служил в горнострелковой дивизии и штабе Северо-Кавказского военного округа, то снова являлся членом партийного бюро и членом Ингушского обкома партии. Позднее, в 1938-1939 годах — он член партбюро штаба Киевского особого военного округа. На XV конференции Коммунистической партии (большевиков) Украины Ватутин был избран членом Центральной ревизионной комиссии ЦК КП(б)У.
Но что удивительно: все это время Ватутин ходил с неснятым партийным взысканием. Этот неприятный факт Николай Федорович, уже будучи начальником штаба Киевского особого военного округа, отразил в автобиографии: «Имею партвзыскание от ОПК МВО [окружная партийная комиссия Московского военного округа. — Н. К.] “На вид” в 1929 г. за утерю партбилета. Взыскание не снято, так как ходатайство о снятии не возбуждал. В других партиях не состоял. Ни в каких антипартийных и прочих контрреволюционных организациях не состоял. Никаких колебаний и отклонений от генеральной линии партии не имел».
При каких обстоятельствах произошла утрата партийного билета, Ватутин не указал. В те времена за утерю красной книжицы человека ждала весьма суровая кара: выговор или строгий выговор с занесением в учетную карточку. Это в лучшем случае, в худшем — исключение из партии. А дальше — конец карьере. Однако, если судить по наказанию, которое ему вынесли на заседании партийной комиссии, оно более чем мягкое или, проще говоря, никакое. Потому как вскоре партбилет нашелся. А поставили Ватутину на вид лишь потому, что нужно было отреагировать на сам факт утраты документа.
Впрочем, вернемся к академическим будням. Два-три раза в месяц слушателям читали лекции о международном положении, о выполнении народно-хозяйственного плана, о важнейших решениях ЦК партии. С лекциями постоянно выступали высококвалифицированные докладчики Московского комитета, а также ЦК. ВКП(б). В один из дней гостем «академиков» стал писатель А. Н. Толстой. В свою очередь и слушатели довольно часто направлялись с докладами на фабрики и заводы Москвы и Подмосковья. Не без юмора об одной такой поездке с участием Ватутина рассказал в своих воспоминаниях уже знакомый нам генерал-полковник Л. М. Сандалов:
«Было это 21 января 1937 года. Предстояло выступить перед рабочими с докладами о жизни и деятельности Владимира Ильича Ленина. Ехали мы группой — человек десять. Мне с полковниками Н. Ф. Ватутиным и К. Ф. Скоробогаткиным предстояло выступать на двух соседних фабриках в Серпухове, и поэтому во время поездки мы держались вместе. В те дни стояли сильные морозы. Слушатели, выезжавшие с докладами в Подмосковье, могли получить в поездку овчинные тулупы. Но так как эти тулупы имели весьма непривлекательный вид, а также потому, что они были покрашены в черный цвет и малейшее прикосновение к ним угрожало нашей новой форме, большинство слушателей отказались от них. А Ватутин не отказался.
В Серпухове наше трио разделилось: у Николая Федоровича Ватутина была путевка на одну фабрику, у меня с К. Ф. Скоробогаткиным — на другую. Рабочие встретили нас очень радушно. После собрания пригласили посмотреть их художественную самодеятельность. И хотя мы боялись опоздать на последний вечерний поезд в Москву, отказаться от приглашения не смогли. А когда нам сообщили, что Ватутин тоже задерживается, твердо решили заночевать в Серпухове.
Однако у Ватутина были какие-то срочные дела в Москве, и он заявил, что должен уехать ночью на машине, предложенной ему секретарем Серпуховского райкома партии.
