«Работали мы очень дружно и напряженно, — вспоминал впоследствии Маршал Советского Союза А. М. Василевский, на тот момент заместитель Ватутина. — Оперплан занимал в те месяцы все наши мысли. Наиболее вероятным и главным противником в нём называлась гитлеровская Германия. Предполагалось, что на стороне Германии может выступить Италия, но она, как отмечалось в плане, скорее всего, ограничится боевыми действиями на Балканах, созданием косвенной угрозы нашим государственным границам. По всей видимости, на стороне Германии могут выступить Финляндия (чьи руководители после разгрома Франции и краха английских войск под Дюнкерком взяли ориентацию на Берлин), Румыния (типичный “сырьевой придаток” Германии с 1939 года, а летом следующего года вообще отказавшаяся от нейтралитета в пользу фашистского блока) и Венгрия (в то время уже участник “Антикоминтерновского пакта”). Б. М. Шапошников считал, что военный конфликт может ограничиться западными границами СССР. На этот случай оперплан предусматривал концентрацию основных сил страны именно здесь. Не исключая нападения Японии на наш Дальний Восток, он предлагал сосредоточить там такие силы, которые гарантировали бы нам устойчивое положение. Говоря далее о предполагаемом направлении главного удара противника, Б. М. Шапошников считал, что самым выгодным для Германии, а следовательно, и наиболее вероятным является развертывание основных сил немецкой армии к северу от устья реки Сан. Соответственно в плане предлагалось развернуть и наши главные силы в полосе от побережья Балтийского моря до Полесья, то есть на участках Северо-Западного и Западного фронтов. Обеспечить южное направление должны были, согласно плану, также два фронта, но с меньшим количеством сил и средств. В целом предусматривалось, что Германии потребуется для развертывания сил на наших западных границах 10—15 дней от начала их сосредоточения. О возможных сроках начала войны в докладе ничего не говорилось. Таковы его общие контуры».
Основные идеи этого масштабного плана, безусловно, принадлежали Б. М. Шапошникову. Но завершавшие над ним работу Н. Ф. Ватутин, А. М. Василевский, В. Д. Иванов, А. Ф. Анисов, другие генералы и офицеры также внесли много дельных и конкретных предложений. Уже к концу августа план был практически готов. Однако произошел неожиданный для всех перевод Шапошникова с поста начальника Генерального штаба на должность заместителя наркома обороны по строительству оборонительных сооружений и укрепрайонов.
Для Ватутина и всех остальных руководящих работников Генштаба причина перемещения Шапошникова на другую должность была не совсем понятной. Каждый хорошо знал, какую огромную роль играл Борис Михайлович в жизни Генерального штаба. Как никто другой он обладал всеми необходимыми качествами для работы в нём. И прежде всего глубоким знанием военного дела, огромным трудолюбием и высоким чувством ответственности. Благодаря Шапошникову, и это было всем известно, Генеральный штаб стал подлинным центром руководства военным планированием, боевой и оперативной подготовкой Красной армии. А что уж было говорить о человеческих качествах Шапошникова! Его личный пример гипнотически влиял на всех, кто с ним работал. Вежливость, скромность, тактичность, дисциплинированность и предельная исполнительность — всё это воспитывало у его подчинённых чувство собственного достоинства, ответственность, высокую культуру поведения.
Между тем руководителю страны И. В. Сталину было виднее. О том, что предшествовало перемещению Шапошникова на новую должность, Борис Михайлович рассказал позже Василевскому. Знал эту историю и Ватутин. Но обо всем по порядку.
В один из дней Сталин пригласил к себе Шапошникова. Разговор был доброжелательный. После советско-финского вооруженного конфликта, сказал Сталин, мы переместили Ворошилова и назначили наркомом Тимошенко. Относительно Финляндии вы оказались правы: обстоятельства сложились так, как предполагали вы. Но это знаем только мы. Между тем всем понятно, что нарком и начальник Генштаба трудятся сообща и вместе руководят вооруженными силами. Нам приходится считаться, в частности, с международным общественным мнением, особенно важным в нынешней сложной обстановке. Нас не поймут, если мы при перемещении ограничимся одним народным комиссаром. Кроме того, мир должен был знать, что уроки конфликта с Финляндией полностью учтены. Это важно для того, чтобы произвести на наших врагов должное впечатление и охладить горячие головы на Западе. Официальная перестановка в руководстве как раз и преследует эту цель. Дисциплинированный человек, Шапошников ответил, что готов служить на любом посту, куда его назначат. Вскоре он занял пост заместителя наркома обороны.
Как видим, в планы Сталина не входило перемещать Шапошникова на другую должность. Тем более что он с огромным уважением относился к Шапошникову и всегда обращался к нему только по имени и отчеству. Также Борису Михайловичу, единственному из его ближнего окружения, было разрешено курить в кабинете вождя. Однако большая политика оказалась важнее профессионализма Шапошникова.
Новым начальником Генерального штаба был назначен генерал армии К. А. Мерецков. За плечами Кирилла Афанасьевича была несколько иная школа, чем у Б. М. Шапошникова. Между тем он тоже обладал немалым опытом военной службы, которую бывший слесарь начал в 1918 году комиссаром революционного отряда. В дальнейшем занимал различные командные и штабные должности: начальник штабов бригады, дивизии, корпуса, армии, округа; командир отряда, дивизии, командующий армией, военными округами, в том числе Ленинградским. До прихода в Генштаб Кирилл Афанасьевич являлся заместителем наркома обороны СССР.
Мерецков, хотя и знал штабную работу, но в теоретическом плане он, безусловно, был на несколько порядков ниже Шапошникова. Военную академию РККА, которую Кирилл Афанасьевич окончил в 1921 году, в то время трудно было назвать кузницей подготовки командных и штабных кадров, в связи с чем нельзя сделать однозначный вывод о каких-то глубоких военно-теоретических знаниях её выпускника.
По признанию самого Мерецкова, занятия в академии «часто прерывались», были «недостаточно организованными», «не всегда нам давали то, что более всего требовалось в условиях гражданской войны». Да и до учёбы в академии Кирилл Афанасьевич не мог похвастаться своим гражданским образованием. Четырехклассная земская школа и воскресные вечерние классы — вот и все «университеты» будущего полководца Великой Отечественной. Тем не менее Мерецков был хорошим практиком, по оценке Василевского, «талантливым практиком». Поэтому, придя в Генштаб, Мерецков в своей работе стал опираться на тех генералов, которые действительно олицетворяли «мозг армии». Ватутин, окончивший две военные школы и две академии, был одним из них.
Работа Мерецкова в Генштабе началась с приёмки уже известного читателю проекта оперплана, над которым сутками напролёт трудились Ватутин и его подчиненные. Кирилл Афанасьевич одобрил документ, а сделанные им замечания были учтены. Затем аналогичную процедуру план прошёл и у Тимошенко. Дальше оперплан докладывался в Кремле лично Сталину. Представляли его нарком обороны Тимошенко, начальник Генерального штаба Мерецков и начальник Оперативного управления Ватутин.
Ватутин впервые был в рабочем кабинете вождя. Быстро окинув его взглядом, Николай Федорович не увидел в нём ничего изысканного. Просторная комната. Длинный, покрытый зелёным сукном стол для совещаний. Обшитые морёным дубом стены, на которых слева и справа висели портреты К. Маркса, Ф. Энгельса и В. И. Ленина. В глубине кабинета, у стены — рабочий стол Сталина, заваленный документами, бумагами, книгами... Сам Сталин произвёл на Ватутина впечатление человека спокойного, немногословного и рассудительного. Позже ему придется довольно часто встречаться с вождём, иногда даже по несколько раз за сутки. И видеть его разным — и таким, каким он был сейчас, и весёлым, и разгневанным...
