3. ПРИКАЗЫВАЮ:
а) Армиям Северного фронта продолжать прочное прикрытие госграницы. Граница слева — прежняя.
б) Армиям Северо-Западного фронта, прочно удерживая побережье Балтийского моря, нанести мощный контрудар из района Каунас во фланг и тыл сувалкинской группировке противника, уничтожить ее во взаимодействии с Западным фронтом и к исходу 24.6 овладеть районом Сувалки. Граница слева — прежняя.
в) Армиям Западного фронта, сдерживая противника на варшавском направлении, нанести мощный контрудар силами не менее двух мехкорпусов и авиации во фланг и тыл сувалкинской группировки противника, уничтожить ее совместно с Северо-Западным фронтом и к исходу 24.6 овладеть районом Сувалки. Граница слева — прежняя.
г) Армиям Юго-Западного фронта, прочно удерживая границу с Венгрией, концентрическими ударами в общем направлении на Люблин силами 5 и 6 А[рмий], не менее пяти мехкорпусов и всей авиации фронта, окружить и уничтожить группировку противника, наступающую на фронте Владимир-Волынский, Крыстынополь, к исходу 26.6 овладеть районом Люблин...»
Между тем выполнить эту директиву командующим фронтами было крайне трудно. О проведении контрнаступления в условиях, когда мощные танковые и моторизованные соединения вермахта, поддерживаемые крупными силами авиации, продолжали неудержимо двигаться вперёд, не могло быть и речи. В сложившейся обстановке единственно правильным решением могли быть только контрудары мехкорпусов против клиньев бронетанковых группировок противника.
Однако предпринятые контрудары войсками Северо-Западного и Западного фронтов, к сожалению, из-за слабого авиационного прикрытия, несогласованности действий, плохого артиллерийского обеспечения не достигли желаемого результата. Войска понесли большие потери. Особенно в тяжёлом положении оказались части и соединения 3-й и 10-й армий Западного фронта. Они оказались практически окружены и с трудом пробивались под непрерывными ударами авиации и танковых частей вермахта.
С этими горестными вестями Ватутин в очередной раз прибыл к Сталину — в те страшные дни он вместе с Тимошенко бывал в его кабинете не менее двух-трёх раз за сутки, не считая разговоров по телефону. Только в течение 25 июня Николай Федорович трижды находился на докладе у Сталина, о чём свидетельствует журнал регистрации лиц, которых тот принимал.
— Взламывая нашу оборону, немецкие войска продолжают продвигаться в глубину территории, — негромко, но чётко докладывал Ватутин. — На всех направлениях своих главных ударов немцы имеют 5—6 кратное превосходство... На подступах к Минску соединения 2-го стрелкового корпуса генерала Ермакова ведут кровопролитные бои с частями 3-й танковой группы врага...
— Что вы говорите, какие подступы к Минску?! — бросив вопрошающий взгляд, резко прервал Ватутина Сталин. — Вы что-то путаете?! Откуда у вас эти сведения?
— Никак нет, товарищ Сталин, не путаю, — также негромко, но всё же волнуясь, ответил Ватутин. — Данные представителей Генштаба, посланных в войска, и авиаразведки совпадают. Сегодня можно сказать, что части и соединения первого эшелона не смогли остановить противника у границы и обеспечить развертывание подходящих войск. Фактически Западный фронт прорван...
Неблагоприятная обстановка, далее докладывал Ватутин, была и на Северо-Западном фронте. С тяжелейшими боями 8-я армия генерал-майора П. П. Собенникова отходила к Риге, а 11-я армия генерал-лейтенанта В. И. Морозова — в направлении Полоцка. В ещё более трудном положении оказалась 27-я армия генерал-майора Н. Э. Берзарина. Её, сражавшуюся в районе Даугавпилса, вот-вот должны были обхватить цепкие танковые клещи немцев.
И опять свирепый гнев Сталина. Гнев, который только дезорганизовывал в той трудной обстановке и без того недостаточно отлаженную работу Генштаба. Что Тимошенко, что Ватутину неимоверно тяжело было каждый раз выслушивать оскорбительные, бранные и злые тирады Сталина. В эти минуты каждый из них, вне всякого сомнения, хотел находиться не здесь, в разрываемом громами и молниями кабинете, а на фронте, в окопах, рядом с бойцами и командирами. Существует версия, что якобы в ответ на очередные упрёки Сталина Тимошенко и Ватутин высказали просьбу направить их в войска, на фронт.
— Фронт от вас никуда не денется, — строго ответил им Сталин. — А кто будет в Генштабе расхлёбывать сложившуюся на фронтах обстановку? Кто будет исправлять положение?!
Жуков вспоминал: «Поздно вечером 26 июня я прилетел в Москву и прямо с аэродрома — к И. В. Сталину. В кабинете И. В. Сталина стояли навытяжку нарком С. К. Тимошенко и мой первый заместитель генерал-лейтенант Н. Ф. Ватутин. Оба бледные, осунувшиеся, с покрасневшими от бессонницы глазами. И. В. Сталин был не в лучшем состоянии.
Поздоровавшись кивком, И. В. Сталин сказал:
— Подумайте вместе и скажите: что можно сделать в сложившейся обстановке? — и бросил на стол карту Западного фронта.
— Нам нужно минут сорок, чтобы разобраться, — сказал я.
— Хорошо, через сорок минут доложите.
Мы вышли в соседнюю комнату и стали обсуждать положение дел и наши возможности на Западном фронте.
Обстановка там сложилась действительно исключительно тяжелая. Западнее Минска были окружены и дрались в неравном бою остатки 3-й и 10-й армий, сковывая значительные силы противника. Остатки 4-й армии частично отошли в Припятские леса. С линии Докшицы — Смолевичи — Слуцк — Пинск отходили на реку Березину разрозненные части войск, понесшие в предыдущих боях серьезные потери. Эти ослабленные войска фронта преследовались мощными группировками противника.
Обсудив положение, мы ничего лучшего не могли предложить, как немедленно занять оборону на рубеже р. Зап[адная] Двина — Полоцк — Витебск — Орша — Могилев — Мозырь и для обороны использовать 13, 19, 20, 21-ю и 22-ю армии. Кроме того, следовало срочно приступить к подготовке обороны на тыловом рубеже по линии оз. Селижарово — Смоленск — Рославль — Гомель силами 24-й и 28-й армий резерва Ставки. Помимо этого, мы предлагали срочно сформировать еще 2—3 армии за счет дивизий Московского ополчения.
Все эти предложения И. В. Сталиным были утверждены и тотчас же оформлены соответствующими распоряжениями.
В своих предложениях мы исходили из главной задачи — создать на путях к Москве глубоко эшелонированную оборону, измотать противника и, остановив его на одном из оборонительных рубежей, организовать контрнаступление, собрав для этого необходимые силы частично за счет Дальнего Востока и главным образом новых формирований».
С возвращением Жукова в Москву работы у Ватутина не поубавилось, но всё же стало легче. До этого были сплошные бессонные дни и ночи. Усталость валила с ног. Ни на минуту не покидала внутренняя напряженность. Теперь же появилась возможность часок-другой прикорнуть — спал в кабинете, не раздеваясь. На доклады в Кремль ездили Тимошенко и Жуков, а Николай Федорович оставался на хозяйстве, решая с подчиненными всё новые и новые задачи Ставки Главного командования. Вот как описывает будни Генштаба того периода А. М. Василевский:
