В Ставке, располагавшейся в особняке в районе станции метро «Кировская»
[36], шло совещание, в котором принимал участие и Ватутин. Обсуждалась обстановка на Курско-Воронежском направлении, которая, начиная с первых чисел июля, резко ухудшилась. Вот как её описывает А. М. Василевский, назначенный 26 июня приказом ВГК начальником Генерального штаба РККА:
«После неудачи под Харьковом наши войска перешли к обороне. 28 июня гитлеровские войска группы генерал-полковника Вейхса перешли в наступление из районов восточнее Курска. Фашистское командование рассчитывало этим наступлением и ударами из Волчанска на Воронеж окружить и уничтожить войска Брянского фронта, прикрывавшие воронежское направление, а затем поворотом на юг, с дополнительным ударом из района Славянска, уничтожить войска Юго-Западного и Южного фронтов и открыть себе дорогу к Волге и на Северный Кавказ. С этой целью врагом была создана за счет группы армий “Юг” группа армий “Б” (под командованием возвращенного на советско-германский фронт генерал-фельдмаршала Ф. фон Бока) в составе 2-й и 6-й полевых, 4-й танковой немецких и 2-й венгерской армий. Для действий на северо-кавказском направлении была создана группа армий “А” во главе с прежним командующим оккупационными войсками на Балканах, одним из организаторов фашистских преступлений в Югославии и Греции генерал-фельдмаршалом В. Листом, в которую входили 11-я и 17-я полевые, 1-я танковая немецкие и 8-я итальянская армии. Всего противник сосредоточил для решения первой задачи к 1 июля 1942 года 900 тыс. солдат и офицеров, более 1200 танков, свыше 17 тыс. орудий и минометов, 1640 боевых самолетов. У нас в составе войск Брянского, Юго-Западного и Южного фронтов к тому времени насчитывалось в общей сложности 1715 тыс. человек, около 2,3 тыс. танков, 16,5 тыс. орудий и минометов, 758 боевых самолетов».
Данные, которые привёл Василевский, свидетельствовали о том, что по количеству людей и танков Красная армия на этом участке советско-германского фронта превосходила немцев примерно в полтора — два раза. Но уступала по самолётам. Располагая такими силами, её части и соединения должны были успешно противостоять натиску противника. Однако ослабленные в зимних и весенних наступательных боях советские войска не смогли остановить врага и вынуждены были отходить под ударами его превосходящих сил.
В результате на стыке Брянского и Юго-Западного фронтов немцы прорвали оборону советских войск и продвинулись вперёд на глубину до 80 километров. Это наступление, по сути, развязало немцам руки для продвижения вперёд с целью захватить Воронеж. Город являлся крупным военно-промышленным и экономическим центром. Здесь, на авиационном заводе, выпускались знаменитые штурмовики Ил-2, прозванные немцами «черной смертью». С конвейера другого — экскаваторного имени Коминтерна — сходили легендарные реактивные миномёты «катюша». Правда, до прихода немцев эти предприятия всё же успели эвакуировать вглубь страны. Расположенный по берегам двух рек — Дона и Воронежа — город имел водный путь, идущий к Азовскому, Чёрному и Каспийскому морям. Сухопутные и железнодорожные артерии также связывали Воронеж с другими городами страны.
Командующий германской группировкой генерал-полковник барон Максимилиан фон Вейхс 7 июля объявил своим солдатам об окончательном взятии города. О победном шествии частей Вейхса к Воронежу сразу громко раструбили немецкие репортёры, воспев непобедимый дух германцев: «Это был строй римских легионов, перенесённых ныне в двадцатый век для укрощения монголо-славянских орд». Однако в реальности всё было далеко не так, поскольку в руках немцев находилась только правобережная часть города. Упорные бои за столицу Черноземья продолжались.
Ставка, заслушав доклад вернувшегося из района боев генерал-полковника Василевского, приняла решение создать Воронежский фронт, разделив Брянский фронт на два фронта (директива о создании Воронежского фронта была подписана Сталиным и Василевским в 21 час 7 июля). Вопрос о назначении командующих этими двумя фронтовыми объединениями также рассматривался в Ставке. Василевский и Ватутин называли возможных кандидатов, а Сталин, привычно прохаживаясь по кабинету, комментировал предложения военачальников. Для Брянского фронта кандидатура была подобрана быстро: Василевский назвал имя генерал-лейтенанта К. К. Рокоссовского, хорошо зарекомендовавшего себя на посту командующего армией. Сталин сразу с этим согласился. Несколько сложнее оказалось с кандидатурой на должность командующего Воронежским фронтом. Ни одна из предложенных кандидатур Верховного не устроила. Повисла пауза... Неожиданно прозвучал немного прерывистый от волнения голос Ватутина:
— Товарищ Сталин! Назначьте меня командующим Воронежским фронтом.
— Вас? — Просьба, похоже, озадачила Верховного. Он удивленно поднял брови и сразу повернулся в сторону Василевского:
— А что по этому поводу думает товарищ Василевский?
Безусловно, Василевскому не хотелось расставаться с Ватутиным. Не для того он «вытащил» его к себе замом с Северо-Западного фронта. По сути, Ватутин был правой рукой Василевского, постоянно оставался за него, когда тот выезжал в войска. Но и отказать подчиненному, получившему редкий шанс проявить себя в должности командующего фронтом, Александр Михайлович не мог. И если бы Ватутин являлся для него только подчиненным! Он, как мы знаем, был его однокашником по альма-матер, их связывали дружеские отношения. Это тоже сыграло свою роль, когда Александр Михайлович держал слово перед Сталиным в поддержку Ватутина. Правда, он честно признался, что ему «очень жаль отпускать его из Генерального штаба».
Сталин, внимательно выслушав Василевского, немного помолчал, посмотрел на Ватутина и сказал:
— Ладно. Если товарищ Василевский согласен, я не возражаю.
Потом после небольшой паузы, пройдясь вдоль стола, вновь обратился к Василевскому:
— А товарищ Голиков пусть послужит заместителем у товарища Ватутина, чтобы пострадал своим самолюбием... Так ему и надо!
Что побудило Ватутина обратиться с такой просьбой к самому Верховному главнокомандующему? Ответ на этот вопрос дает его сослуживец, бывший начальник штаба Юго-Западного фронта, Герой Советского Союза генерал армии С. П. Иванов. В своих мемуарах «Штаб армейский, штаб фронтовой» он привёл интересный разговор, который отчасти раскрыл переживания Ватутина в связи с его назначением командующим войсками Воронежского фронта: «Гораздо позднее, когда мы довольно близко сошлись с командующим [Ватутиным], он рассказал мне, какой внутренней борьбы стоил ему тот шаг.
— Штабную работу я люблю и очень высоко ценю, — говорил Николай Федорович, — но давно уже испытывал непреодолимое стремление испробовать себя на командном посту. Находясь длительное время на должности начальника штаба Северо-Западного фронта, я не раз чувствовал, что, будь у меня возможность самому реализовать разработанные штабом под моим руководством планы той или иной операции, я смог бы это сделать не хуже, чем мои тогдашние командующие. Утвердило меня в принятии этого решения то обстоятельство, что, по моему тогдашнему убеждению, положение под Воронежем могло стать столь же критическим, как весной под Харьковом, и там нужен был командующий, способный смело взять на себя ответственность при резком изменении обстановки. Сталина, как мне представлялось, вынуждала отвергать предлагаемые кандидатуры именно излишняя осторожность этих генералов.
